Варяг страстно любил жизнь. Его злило, что он не в силах побороть в себе это простенькое чувство, что желание радоваться жизни посещает его все чаще и чаще, по мере того как у него стало налаживаться дело, возникли реальные возможности решать весьма серьезные вопросы, когда он ощутил силу, власть.
Варяг поднялся к себе в номер, действительно оказавшийся шикарным, бросил на кресло чемоданчик, снял пиджак, ослабил узел галстука. Было жарко. Он подошел к холодильнику, распахнул его. Ого! Какой отличный выбор – пей, не хочу. Плеснув в бокал виски с содовой и отхлебнув глоток, он задумался.
Трубач предупредил, мол, держись, Владик, с тебя будет строгий спрос. Н-да! Это кто же собирается спрашивать? У него, у Варяга? Лучше бы в России друг с друга построже спрашивали… Распустились. Не за идею гибнут, а за «металл». Сегодня посмотрим, с кого будет спрос! Кое-кто и не подозревает, что уже стал потенциальным покойником в законе! – нахмурился Варяг, опускаясь в глубокое кресло.
Он ехал в Америку не для того, чтобы решать личные проблемы. Два года он не покладая рук горбатился за идею. Принес в общак столько, сколько, может быть, все остальные из собравшихся сегодня, вместе взятые, не смогли дать. Жить по воровской правде не означает жить в России. Людское – оно везде. Он ведь не о собственной шкуре печется? Нет. Он в любой момент готов вернуться назад, если будет ясно, что в России он нужнее, что там он принесет больше пользы.
Кого они собрались судить?! Отвыкли ребятки, наверное, от прямого разговора? Придется им напомнить, что значит – жить «по правде». Лохов, телков, шестерок – как дерьма, немерено, а настоящих ЛЮДЕЙ – скоро днем с огнем не сыскать. Где-то он недавно прочитал: «Правда – это единственная женщина, которую никто не хочет видеть голой».
Варяг привстал, дотянулся до журнального столика, взял пачку сигарет. Закурил. Когда-то встреча с Медведем переменила всю его жизнь. Круто изменился и он сам. И не только внешне. Вот уже который год он пашет за идею. И все равно что-то, видать, не так.
А может быть, просто устал, набегался, лапы отбил? Да нет же! Нет!
Ясно же, что не в нем дело. Не только в нем.
По воровскому закону так: если можешь, не дай пропасть другому. Великая вещь. Ему помогали, теперь он помогает. Пусть спрашивают, он ответит… Ему прятать нечего. Он весь как на духу. Возможно, кто-то думает иначе, у кого-то есть свой взгляд на вещи. Что ж! Поговорим. Взвесим. Каждый думать должен, а не тупо следовать чужим решениям. В жизни все зависит от здравого смысла, от умения понимать обстановку. Быть независимым в принятии решений. Кто способен мыслить глубоко, с того и спрос особый. Кому богом дано, тот и в ответе.
Независимость – свойство более редкое у человека, нежели абсолютная смелость. Эта суть в людях куда важнее, чем сотня конституций. Быть всегда внутренне свободным и делать хорошо только то, что считаешь необходимым. Вот основное, вот в чем проблема. Независимость в суждениях часто мешала ему быть просто вежливым. А порою доводила его общение с твердолобыми или подонками до крайней ситуации, но он ничего не мог с собой поделать, как ни боролся с этим своим свойством.
И нынче он не изменился!
Лучше совсем не жить, чем делать то, во что не веришь. А он верит в идею. Не в коммунистическую. Не в какую-то там загробную. Не в демократию, нет. Он верит в воровскую идею, в людское благо. Что угодно можно кричать по этому поводу, но всмотреться получше, так получается – все воруют. Между прочим, у демократов хватательный рефлекс оказался ну просто-таки врожденным, а демократия стала дважды голубой мечтой, превратившейся в семнадцатом в кроваво-красную, а в восьмидесятые-девяностые в черный мутный беспредел.
И в Америке нет демократии. Потому что ее нигде никогда не было. И не будет! Сократ был прав, когда говорил, что мнение большинства – всегда зло. И зло – для самого большинства в первую очередь. Если бы большинство действительно могло управлять страной, то не нужно было бы правительства или президента. Кстати, и у правительства не было бы столько хлопот, если бы не народ со всеми своими противоречиями и прихотями.
Варяг смял в пепельнице сигарету, отхлебнул из бокала.