Крутые парни

Воровской союз всегда был тайным орденом, не допускавшим к своим секретам простых смертных. Законники всегда считались кастой недосягаемых, способных в одночасье решить любые проблемы, а при необходимости взбаламутить весь уголовный мир.

Последние годы сходняки проходили безрадостно под опекой бдительного милицейского ока, и не однажды, к возмущению всей воровской братии, спецподразделения задерживали собравшихся. Воры в законе, как правило, народ солидный, с усмешкой посматривали на молоденьких сержантов и отвечали, что оружие и наркоту с собой не носят.

Через месяц после последнего выхода на волю в тихом приморском городе во время проведения сходняка был задержан и Варяг. Он молча отстегнул браслет с часами и протянул их старшине, стоявшему в оцеплении.

– Вот тебе премиальные за то, что задержал вора в законе, твое-то начальство этого подвига не оценит.

Следственные изоляторы шалели от появления множества уголовных генералов, а юнцы, впервые оказавшиеся на тюремных нарах, смотрели на законных с восторгом гимназистов.

Уже на следующий день законные выходили на волю. Печально было то, что такие задержания стали повторяться все чаще, и даже если сходняк удавалось организовать так, как некогда проводились коммунистические съезды, то не без основания говорили о том, что милиция весьма осведомлена об их решениях, как будто оперы вместе со всеми поднимали кружки с водкой за воровское братство.

Скорее всего это было связано с тем, что последние годы ряды законных пополнились скороспелками, получившими титулы не праведной воровской жизнью, а лишь потому, что внесли в общак изрядный куш. Их пренебрежительно называли «апельсинами». Возможно, бацилла предательства просочилась через их неустойчивые ряды, и теперь ничего не оставалось, как пожинать плоды недоверия.

Варяг частенько вспоминал время крестовых воров, когда титул законного можно было получить только в суровом заключении. И решение было не сепаратным, как это стало практиковаться последнее время, а открытым для всех коронованных, и каждый вор в законе пересылал ксиву на нового кандидата, где принципиально выражал свое суждение о вступлении того в воровской союз.

Варяг чувствовал преимущество перед всеми «лаврушниками», которые никогда не видели настоящей зоны, а следовательно, не могли проверить себя по-настоящему. Он даже снисходительно относился к тем, кто пробыл в заключении вблизи от своего дома, откуда получал постоянный грев и где находил моральную поддержку. Как бы повели себя многие из новоиспеченных авторитетов вдали от родного гнезда, за тысячи километров от столицы, где беспредельщики пересыльных тюрем готовы обобрать не только новичка, но и окрыситься на заключенного со стажем? Чужая сторона, тем более глубинка, – это всегда испытание на выживаемость, и не каждый зэк способен отмеренный срок вынести с честью.

Варяг вспоминал себя молодого, когда два года разъезжал по пересыльным тюрьмам, и ни одна из зон не желала его принимать, зная его заведомым отрицалом. Он был молод и мог устроить разборку мужикам, ехавшим на поселение. Те хмелели от свалившегося на них счастья, а это еще больше подстегивало в нем злость. Возможно, сейчас, набравшись житейской мудрости, он поступил бы совсем иначе, но тогда он не имел выбора и жил по тем понятиям.

Последние годы изменилось многое, и то, что несколько лет назад считалось недозволенным, сейчас стало правилом. Законники скорее напоминали преуспевающих бизнесменов, многие сломя голову бросились в политику, и воров в законе можно было увидеть чаще с государственными деятелями и эстрадными знаменитостями, чем на тюремных шконках растолковывающими братве людскую правду.

И с некоторых пор законным полюбились шикарные особняки и дорогие машины, а владеть за границей недвижимостью считалось такой же нормой, как в свое время короноваться в присутствии серьезнейших авторитетов уголовного мира.

Сходняки стали проходить все чаще за границей не только по причине безопасности, но еще и потому, что законным полюбилась чистота европейских столиц и сервис пятизвездочных отелей.

Это был пятый всероссийский сходняк, который проходил за границей.

Первый сход прошел в Варшаве. Но, видимо, польские порядки мало чем отличались от российских, и уже через час в гостиницу вошли три десятка полицейских и попросили освободить помещение. Законники справедливо считали, что здесь не обошлось без влияния всемогущих спецслужб, а потому уже в фойе отеля было решено: в Польше сходняков больше не устраивать.