Дело было вовсе не в громадном росте Оделла. И не в том, что у него расщепленное нёбо, а в верхней губе дыра глубиной с Марианскую впадину. И не в том дело, что у него неимоверно длинные руки, а зубы черны, как гудрон. Не в том дело, что из-за своего физического уродства он мог дышать только ртом, причем, когда он шел, это дыхание становилось таким шумным, что казалось, будто по железу водят грубым напильником.
Больше всего в Оделле поражала голова. Это было странное сооружение ромбовидной формы. Создавалось впечатление, что голову вынесло из туловища каким-то нелепым взрывом: из маленького, точечных размеров подбородка вырастал широкий бледный лоб, который венчала конусообразная шапка ярко-рыжих волос. Оделл был покрыт веснушками, как Гекльберри Финн, но его глаза были начисто лишены какого-либо выражения.
Он держал в руках мертвую кошку. Несколько минут назад он неосторожно сдавил животное своей лапищей. А теперь он изо всех сил тряс труп, стараясь вернуть кошку к жизни. Но она не оживала, а болталась в его руках, как пестрая тряпка.
«Котик, – думал Оделл. – Котик, нет-нет. Котик не мяу? Котик бай-бай. Котик, Котик, прыг! Котик, прыг, прыг, прыг! Котя-котик, прыг-прыг! Делл не люби котик нет-нет. Бэби-котик бай-бай».
Ричард нервничал, наблюдая эту сцену. Хотя времени было в обрез, он не мог не подумать в который уже раз: «Боже, кто мог создать такое устрашающе несимметричное уродство? Подобное не могло бы привидеться даже Уильяму Блейку».
Оделла избегали все, включая черных и краснокожих воинов из НДНЗ. Ибо каждому было известно, что Оделлу неведомо чувство страха. Даже в этом узилище, где поведенческие страсти ничем не ограничивались, он внушал всем страх, так как сам никогда его не испытывал. Управлять Оделлом и сдерживать его мог только Ламар. Иногда он одалживал Оделла папаше Кулу, когда тому надо было кого-то наказать. Не обращая ни на кого внимания, Оделл входил в толпу черных, находил человека, который вызвал неудовольствие папаши, калечил его и, не меняясь в лице, уходил прочь.
– Оделл, мы нужны Ламару. Он послал меня за тобой. Пошли побыстрее.
– Вот котик сяс дох, – бесстрастно заявил Оделл.
Лицо его обмякло и стало каким-то скучным. Вероятно, до него не дошел смысл слов Ричарда. Сам же Ричард с трудом осознал, что Оделл хотел сказать: «Мой котик сейчас умер».
Оделл поднял маленького котенка, безвольно висевшего в его огромной ручище. Шкурка котенка была странно влажной, как будто ее только что вылизали.
Ричард почувствовал, что его вот-вот вырвет. Оделл был убогим, огромным мальчиком-мужчиной с рыбьими мозгами, послушным и покорным, как старый пес. Он оставался таким до тех пор, пока Ламар не приказывал ему вести себя по-другому.
– Это очень печально, Оделл, но Ламар велел нам прийти к нему сейчас же. Это срочно.
– Отьно? – переспросил Оделл.
– Быстро-быстро, Оделл, – сказал Ричард, подражая языку, на котором Ламар общался с братом.
В затуманенных глазах Оделла блеснул огонек понимания.
– Ысто-ысто, – повторил он и улыбнулся.
От этого оскала провал в его черепе обозначился еще четче. Он сунул дохлого котенка за пазуху – Ричарду снова захотелось блевать – и бросился к выходу. Толпа расступилась перед ним. Никто не рискнул преградить путь Оделлу. Ричард поспешил следом в безопасном кильватере, благословляя судьбу и чувствуя себя почти героем.