Крутые белые парни

Ламар в гордом одиночестве расположился на заднем ряду трибуны. Он знал, что проклятый коп сидит ниже, примерно через тридцать рядов от него, на другой стороне подковы, которую образовывали трибуны, охватывая полукольцом площадку. Но он старался не слишком часто смотреть в сторону Бада и избегал прямого взгляда. Он верил в магическую силу человеческого взгляда и знал, что некоторые люди очень хорошо чувствуют, когда на них пристально смотрят. Они успевают в последний момент оглянуться, заметить блеск лезвия, которое грозит отнять у них жизнь. Он много раз наблюдал это на тюремном дворе. Были люди, которые постоянно находились в готовности, они словно настроены на грозящую им опасность всеми своими нервами и органами чувств. Они реагировали быстро, четко и поэтому презирали опасность. Были и другие, которые все время погружены в себя и не обращают ни на что внимания. Когда подкрадывался убийца, он всегда заставал такого человека врасплох, и тот умирал на месте, не успев ничего сообразить и предпринять. Но Ламар не только видел, как это случается с другими: однажды его, чтобы запугать других, пытался убить какой-то ниггер; он прыгнул на Ламара во дворе тюрьмы Крэбтри. Ламар не знал, было ли это дыхание воли Божьей или злой промысел дьявола, но что-то неуловимое послышалось его уху в тот момент. Может, он, как зверь, ощутил незаметное движение воздуха? Однако он немного отклонился как раз в тот момент, когда лезвие ножа было готово воткнуться ему в спину, он сумел перехватить руку ниггера своим левым запястьем (он всегда носил с собой кастет с зубцами) и, прижав ниггера к стене, в течение тридцати секунд бил его по переносице, практически снеся ему верхушку черепа.

Это было расценено как самооборона, и тогда впервые в жизни Ламар выиграл процесс. Потом он узнал, что парень напал на него по заданию негритянской банды «Талса Африк» в качестве вступительного взноса. Эта «Талса Африк» была самой страшной негритянской бандой в тюрьме. Он рассчитывал, что с ним поквитаются, ведь он послал бедной маме бренные останки их парня. Но как это ни странно, Туссен Дю Нуар, как переименовал себя босс «Талса Африк», главный панк тюрьмы, послал Ламару блок сигарет, чтобы урегулировать конфликт. Правда, это оказались «Кул», а Ламар не курил таких сигарет, и он продал их за пару ночей, проведенных с сукой по имени Рой.

Ламар был уверен, что Бад тоже обладает такой интуицией, и не пялил на него глаза, чтобы не спутать все дело. Поэтому он приказал своей команде ждать его в «трансаме» на стоянке. Они припарковались через пару машин от того места, где стоял автомобиль Бада.

Ламару очень нравилось сидеть здесь. Он находился поблизости от болельщиков команды гостей. Все это были тяжко вкалывающие всю жизнь фермеры, с которыми у Ламара никогда не возникало проблем.

Сынок этого проклятого Пьюти был хорош. Ламар сразу узнал его по квадратной голове и уверенной стойке, столь характерной для его отца. Он подумал, что, наверное, его отец, Бад, был в свое время неплохим спортсменом. Такие вещи передаются в семьях по наследству. Вот, например, его старик неплохо играл в футбол в тюремной команде, а сам Ламар раньше, когда у него была еще скорость, хорошо играл в полузащите, тоже в тюремной команде.

В левом поле этот молодой Пьюти был неутомим. Он имел твердую и верную руку. Боже, у него удар весит добрую тонну. Это была пятая подача, а до этого он исполнил один одинарный и один двойной. Он хорошо встречал мяч – без страха, широко расставив ноги, голова прямо, он ждал мяч с таким видом, словно готов уничтожить его. Сидя на высокой трибуне, Ламар почувствовал в молодом Пьюти хищника.

Каким-то образом это только усилило и обострило ненависть Ламара к полицейскому. Он не только отнял у Ламара единственного человека, о котором тот искренне заботился, но он еще и сам много имел: жену, великолепного парня и надежное место в мире, который навсегда закрыт для таких, как Ламар Пай. Это тот мир, который не внушал ему ничего, кроме страха.

Ламар потягивал колу. Он поправил бейсболку на голове и огляделся с тем же выражением лица, с каким сидящие кругом работяги смотрели на своих образованных детей, игравших в мячик. Но это не отвлекало его от ярости, которую он довел до такого состояния, что она стала совершенно холодной.

Он предвкушал удовольствие. Оно приближалось.

Ламар, как на самый желанный подарок, смотрел на крупного сильного полицейского, сидевшего на трибуне и бурно болевшего за сына, и думал: «Черт возьми, мистер, ты и не представляешь, что тебя ждет. Не представляешь».