После них можно было бы не говорить ничего вообще. Но автор тем не менее говорил – много, загадочно и довольно путано. Про какие-то грехи и фальшивые тревоги, бесстрашную Америку и так далее. Текст казался странно неотшлифованным, словно был на самом деле шифром.
Самым ярким и запоминающимся образом был такой: возле реки растет дерево, рядом с ним в земле есть дыра, и какой-то человек из Арана ходит в ней по кругу. Его ум – маяк, сияющий сквозь покрывало ночи. По неизвестной причине в мире есть истинное и ложное, но этот старик ни с кем не будет ссориться из-за тебя.
Этот «old man of Aran» получился ну совершенно живым. А дальше опять начинался калейдоскоп многозначительных таинственных слов, иногда весьма поэтичных (seasons of gasoline and gold, а bluebird singing on the blackbird hill[7]и так далее). В следующем куплете опять появлялся этот аранец, продолжал ходить по кругу в своей дыре, и снова светил во мраке его ум.
Я догадался, кто этот старичок: Бог. Река рядом – Небесный Евфрат, возле нее растет Дерево Жизни. То, что он назвал себя
Это ведь и есть, в сущности, его работа – ходить по кругу и крутить, крутить себе на потеху волшебную мельницу своего ума, то есть наш мир. Все эти
Эта мельница – вернее, ее продукт – и есть причина, по которой мы не можем его найти. В нас летят обманки, постоянно возникающие вокруг обиталища Ирландца. Концепции, умопостроения, слепленные из слов образы заполняют пространство идей, вонзаются в нас – и сразу же заполняют собой все наше сознание.
Сами по себе они – ничто. И даже присобачены друг к другу как-то криво и подозрительно, что бросается в глаза с первого же знакомства с шарадой. Но, попадая в нас, они становятся рвами, неприступными стенами, непроходимыми чащами, высоченными горами. На самом деле это просто тепловые ловушки для ума, отстреливаемые непостижимой силой – но природа нашего сознания такова, что не следовать за ними мы не можем.
Вот так Бог и прячется от нас в своей Дыре. И песня «Riddle» – точно такая же тепловая ловушка, долетевшая до меня, захватившая мой ум – и скрывшая того самого Ирландца, о котором она вроде бы повествует.
Так в нашем мире работают все гениальные стихи, все трогающие сердце песни, все священные тексты. Они подменяют собой то, на что якобы указывают. Или, сказать точнее, они не указывают ни на что вообще – а лишь на себя.
Если ловушки для ума существуют, думал я, наверное, есть и то, что они прячут. Но тогда само это рассуждение, даже само понятие
Об этом примерно и была песня «The Riddle». Ее глубина изумляла. Там действительно была Загадка с большой буквы. Шарада, где прятался Бог.
Отгадать такую загадку правильно нельзя. И придумана она вовсе не для этого. Вокруг нее вечно будет кружиться вихрь
Именно так – отложив решение – я и решил для себя загадку. И, чтобы не портить высокого наслаждения, полученного от разгадки, перестал слушать эту песню. Вполне сознательно. Она мне не разонравилась – просто стала одним из драгоценных объектов в моей сокровищнице духа, а я не скупой рыцарь, чтобы ежедневно лазить туда с лампой.
Потом, уже через много лет, я наткнулся на статью про эту песню. И узнал вот что: Nik Kershaw вовсе не вкладывал в нее такой смысл. Он вообще никакого не вкладывал. Он не успел сочинить перед записью в студии нормальный текст – и пропел в микрофон
Оказалось, этот загадочный шедевр – просто набор чепухи. Заполнение песенного размера бессмысленными словосочетаниями, чтобы вокалисту было что петь. Сам автор выразился еще конкретней: «Короче, The Riddle – это чушь, мусор, херня, бред поп-звезды 80-х».
По-русски это и называется
«Ля-ля-ля» показалось слишком примитивным, ну вот Nik Kershaw и наплел. А мы искали смысл. И, главное, ведь находили.
Я вот нашел, да еще какой.
Думаю, что и в жизни все обстоит точно так же. Мир, история, судьба, эпоха – это нагромождение событий, большей частью очень неприятных. Страшные-страшные вещи творятся в грохочущем мире с мягкими, слабыми и беззащитными людьми.
Есть ли в происходящем смысл?
А это как с песней «The Riddle». Хочешь – найдешь себе благословение Вавилона. Не хочешь – разлетишься на атомы просто так. Смысл надо собирать самому, и удерживать его росинки вместе приходится так же кропотливо и старательно, как мы удерживаем живыми свои тела. А потом распадется тело – и разлетится вся плесневевшая на нем мудрость.
Любой человеческий смысл, научила меня песня The Riddle – это обманка, скрывающая то, что нам видеть нельзя. Пока мы живы, мы замечаем вокруг «идеи», «цели», «ценности» и прочие тепловые ловушки. Но придет миг, и ложные мишени, скрывавшие от нас Реку и Дерево, угаснут. И тогда… Тогда…
Впрочем, скажу честно – я не знаю, что будет тогда. Мы вообще не можем этого знать, можем только думать, будто знаем.
Зачем же тогда я излагаю все это, если на самом деле не знаю ничего? Ох. Строгие молодые люди не зря спрашивают в стримах – а куда вы, собственно, нас ведете, гражданин писатель? Вы сами в курсе? Надо ли нам туда идти?
Но это как если бы я спросил у Nik Kershaw – куда ты привел нас, Ник? Знаешь ли ты сам?
Милые, художник никуда никого не ведет. Это просто персонаж, который ходит по кругу в воображаемой дыре возле Дерева Жизни, создавая вихрь из весело переливающихся слов. За ними его не видать. Зато многое можно увидеть в самом вихре.
Какой в этой круговерти смысл?
Да такой же, как в тебе. Такой же, как в песне The Riddle.
Любой, какой у тебя хватит сил собрать своим умом и волей.
А если ты действительно крут и умеешь
Фокус нашего мира в том, что настоящих слов здесь нет. Или, что то же самое, окончательным текстом на время становится любая рыба. Все что угодно.
Даже ты сам.