Крушение надежд

С привычной для историка методичностью Павел сопоставил дату письма — 24 марта 1953 годами с датой смерти Сталина — 5 марта того же года. Письмо было отправлено Хрущеву всего через девятнадцать дней. Еще продолжало набирать обороты «дело врачей-отравителей» (хотя через десять дней, 4 апреля, их неожиданно освободили, признав «дело» спровоцированной ошибкой). Павел анализировал: зачем и для чего было написано это письмо руководителей Союза писателей? Вряд ли они ни с того ни с сего решили направить его Хрущеву. Скорей всего, от него поступил запрос. Получается, что тогда еврейских врачей все еще считали виновными, и Хрущев мог настаивать на чистке Союза писателей — на исключении евреев. А в угоду ему руководители Союза верноподданнически обещали работать над этим. В документе называлось только число евреев, и от этого несло матерым антисемитизмом. Павлу было ясно скрытое значение этого документа, с горькой иронией он думал: «Евреи им всем мешают, а каких русских они принимали в Союз писателей? Бесталанных, но зато верноподданных».

И тут же Павлу на глаза попался протокол встречи Хрущева с французским журналистом Сержем Груссаром. Француз задал вопрос о Биробиджане. Хрущев ответил: «Когда из Крыма выселили татар, некоторые евреи начали развивать идею о переселении туда евреев, чтобы создать в Крыму еврейское государство. А что это было бы за государство? Это был бы американский плацдарм на юге страны. Я был против этой идеи и полностью соглашался в этом вопросе со Сталиным»[41]. Признав опыт с Биробиджаном неудачным, Хрущев так и сказал: «Евреи все интеллигенты, все и всегда стремятся в университеты».

Павел решил снять копии с этих интересных документов. Он переписал напечатанное на машинке, спрятал в карман — это были ценные исторические свидетельства официального антисемитизма. Он знал: это может пригодиться.

34. Союз советских писателей

Павел в молодости читал запоем, но все шестнадцать лет в заключении он вообще не видел книг. Его познания в литературе остановились на уровне революционной романтики 1930-х годов. Как военный историк, он интересовался литературой военного времени, которой не знал. И писатели новой формации ему тоже были незнакомы, а узнать о них побольше было интересно, мир творческой интеллигенции отражает духовное развитие нации.

Теперь работа в Союзе писателей давала ему доступ к этой литературе и к этому миру. Павел читал, наверстывая пропущенное, и удивлялся тенденциозности: в большинстве книг были описаны не сложная, тяжелая жизнь страны, а надуманная радость и благополучие советского народа под руководством коммунистов.

Как-то в разговоре с Ильиным Павел спросил:

— Можете помочь мне определить, что это за общая тенденция в стиле советских писателей?

— Да, вы отстали, дорогой профессор. — Ильин хитро прищурился. — Это называется социалистический реализм. В литературном творчестве все должны идти по общей столбовой дороге соцреализма, давать описание, которое соответствует не реальной жизни, а идеальным представлениям социализма… Сталин требовал воспевания своих «деяний» и своей личности. Поэтому он поддерживал этот стиль и назвал писателей «инженерами человеческих душ». Инженеры-то они инженеры, но свободы писать проекты, то есть свободы творчества, он им не давал, именно поэтому возникли такие ограничения в Союзе писателей и жесткая цензура в литературе.

— Ну и как к этому относятся сами писатели?

— Как относятся?.. В основном повинуются. Есть, конечно, норовистые лошадки, которые хотели бы взбрыкнуть, но за это наказывают вплоть до ареста и ссылки.

* * *

Большую часть дня Павел возился с бумагами, но по привычке старого лагерника зорким глазом отмечал детали нового окружения. Перед ним как бы проходила галерея московских писателей, и постепенно он узнавал, чем и как они жили. Их жизнь была намного благополучней жизни обычной интеллигенции: они владели множеством привилегий, публиковались в журналах и издательствах, получая за это высокие гонорары. Крупным писателям давали государственные квартиры и дачи. Для писателей создавали дома творчества — закрытые пансионаты под Москвой, на Кавказе, в Крыму, на Рижском взморье, и таким образом еще больше изолировали их от жизни общества. За «высокоидейные» произведения соцреализма писателям давали премии: сталинские, а потом государственные и ленинские — это была внушительная по тем временам сумма денег и значок с профилем вождя. Иметь такой значок на лацкане пиджака считалось верхом почета.

В дневное время писатели появлялись в правлении редко, они работали или ходили по издательствам, пристраивая свои рукописи. Но к вечеру многие из них собирались на заседания творческих секций, читали и обсуждали написанное. Даже в своем поведении они были зависимы от руководства Союза: многие старались не столько показать себя в творческом плане, сколько сделать карьеру в комиссиях правления. И чем более маститым становился писатель, чем уютнее обустраивался он в этих условиях тем меньше хотел настоящей свободы слова.