Крушение надежд

Люди не могли не удивляться: много лет эти «стертые в пух и прах» были во главе партии и вдруг оказалось, что они «антипартийные». Что-то тут не то. Хрущев в выступлениях называл Шепилова не иначе, как «и примкнувший к ним Шепилов». Так писали и в газетах. Эта фраза до того приелась, что остряк Моня Гендель пустил в народ шутку: «Какая самая длинная фамилия из двадцати трех букв? — Ипримкнувшийкнимшепилов»[37].

30. Моня Гендель читает лекцию в колхозе

Во Всесоюзном обществе «Знание» царила суета — пришло указание разослать всех членов общества по стране с лекцией «Единая несокрушимая ленинская линия партии и разгром антипартийной группировки». Конечно, тема не соответствовала задачам общества, которое было организовано Академией наук для «распространения знаний, непрерывного образования граждан и содействия достижению уровня передовых государств». Но партийные власти давно превратили общество в рупор пропаганды политических идей, никак с наукой не связанных.

Вызвали сюда и Моню Генделя, дали указания:

— Поедете в Калужскую область, в село Туча, разъяснять колхозникам, что «антипартийная группировка» и примкнувший к ним Шепилов хотели повернуть страну вспять, к сталинским нормам, но первый секретарь ЦК Хрущев, как верный ленинец, сумел вовремя разгадать их тайные намерения и нанес им сокрушительный удар.

Выдали Моне срочно напечатанный номер «Блокнота агитатора» с инструкцией, как и кого критиковать, и указали:

— Строго придерживайтесь формулировок этой брошюры.

Перед отъездом Моня поговорил с Алешей:

— Слушай, ну чего колхозники поймут из моих рассказов обо всей этой катавасии? А я обязан им проговаривать это: «…и примкнувший к ним Шепилов». Полная абракадабра. Напиши мне на дорогу наколку, изобрази эпиграммку про это самое. Может, прочту им по пьянке.

Алеша написал:

Те, кто правил нами ловко,
Оказались группировкой,
А страшнее крокодилов
«Ипримкнушийкнимшепилов»;
Но Хрущев другим на страх
Их разделал в пух и прах.

Посмеиваясь простодушной едкости этой эпиграммы, Моня собрался в путь.

На полустанке его ожидала колхозная подвода. На дно подводы было постелено немного сена — для смягчения ударов городского зада лектора при подпрыгивании на ухабах. Возница, подросток лет четырнадцати, лениво дергал вожжи и не проявлял к приезжему никакого интереса. Только раз спросил:

— Покурить не будет у вас?

— А ты уже куришь?

— А то.

— И за девками ударяешь?

— А то.

— А в школу ходишь?

— А то.

— Ну, тогда на, закуривай.

Моня открыл пачку папирос «Казбек» с черным силуэтом лихого кавказца, скачущего на фоне горы Казбек. Паренек удивленно уставился, таких еще никогда не видел, взял папиросу, затянулся, закашлялся от непривычного табака:

— Слабые. Махорка лучше. — И тоном специалиста пояснил: — Особливо дерунок.

Лошадка была еще более понурая, чем юнец возница, семенила не спеша по глинистой дороге с глубокой изъезженной колеей. Моню подбрасывало на ухабах, качало, когда колесо проваливалось вглубь колеи. Пальто и шляпа покрылись мелкими брызгами грязи. В таком виде он предстал перед председателем-украинцем, инвалидом войны, переселившимся в калужскую деревню к русской жене. В колхозе это был единственный член партии.

— Товарищ председатель, необходимо вечером собрать колхозников для лекции.

Председатель слушал и морщился:

— Дай колы ж я нэ знаю? Из райкома разнарядка прышла. Да-й только не захочут они, гражданин лектор, прийтить послухать. Безыдейные все, гады.

— Надо как-то организовать.

Председатель почесал затылок:

— Мы вот што сробим: позовем громодян на кину.

На двери правления он повесил клочок бумаги с объявлением: «Сегодня имеет состояться заграничное кино „Анна Конда“, перед киной товарищ из Москвы будет говорить про партийную группировку».

Моня спросил:

— Почему «партийная»? Группировка как раз антипартийная.

— Дай хиба ж им это не все едино? Не поймут гады, безыдейные.

— А что это за кино «Анна Конда»?

— Да-й кто ж его знает? Про змеюку какую-то огромадную. Спымали ее.

— Так эта змея называется анаконда.

— Вот я и написал: «Анна Конда».

Молодежь пришла «на кину», пожилых насильно сгоняли в избу правления.

Девки кокетливо косились на «городского», одетого в костюм с галстуком, хихикали в кулак, перебрасывались замечаниями. Парни пришли и сразу начадили махоркой так, что в комнате застыл сизый дым. У Мони щекотало горло, он кашлял, но, напустив на себя важный вид, громко критиковал «антипартийную группировку и „примкнувшего к ним Шепилова“», прямо по инструкции разъясняя колхозникам, что товарищ Хрущев «вывел их на чистую воду». Слушали вяло, лузгали семечки, сплевывали на пол, не могли понять партийных интриг и не интересовались ими. Пожилые клевали носом, девки хихикали и перешептывались, оглядываясь на парней. Тех было мало, и они вовсю подмигивали девкам. Среди них был и возница, что привез лектора.