Читаем Крушение надежд полностью

Надя выпила уже несколько рюмок и говорила все громче, отрывистей. Саша чокался, попивал водку небольшими глотками, склонил по привычке голову на бок и закрыл глаза, чтобы не выдавать эмоции мимикой. Она подвинулась к нему, сказала тише:

— Я тебе всю правду открою: осталась я с ним, как ППЖ. Знаешь, что это такое? Полевая передвижная жена, вот что. Так всех нас, женщин, на войне называли. А куда нам было деваться? Вот, а время уже к родам подходило, и отослал он меня в Казань. Сам он из Чистополя, а в Казани у него знакомства и связи были. Уж как я боялась тогда, какой ребеночек получится после всех моих приключений… — Она положила руку ему на колени. — О тебе все думала, был бы ты рядом, легче бы мне было. Но, слава богу, Александра наша здоровенькая родилась.

Саша думал: «Боже мой, сколько же она страданий испытала из-за меня! В каком я долгу перед этой женщиной!»

Она отодвинулась, выпила еще:

— А потом и сам Григорий Самуилович появился, привезли его раненного в ногу, колено раздробило, два года на костылях ходил. Поедем, сказал, в Чистополь, втроем жить, Александру он удочерил.

Дочь тоже вступила в рассказ:

— Не сердитесь, что я на «вы» называю. Ведь я тридцать лет другого отца знала. Мама мне правду не говорила пока мы журнальную статью про вас не прочли.

Надя добавила:

— Ты не обижайся, но правду я от нее скрывала. А какой был смысл открыться? Увидеть тебя я не надеялась, кто знал, что с тобой произошло, жив ли? Но все-таки думала, что перед смертью откроюсь дочери. Ну а после той статьи я все ей рассказала. К тому времени Григорий мой уже три годочка в земле сырой лежал, дай бог косточкам его покой. А Александра, она понятливая, не обиделась, что я скрывала. Она ведь умница, педагогический институт окончила, литературу в старших классах преподает, в школе. Вот только замуж никак не выйдет.

Александра поморщила курносый носик, нахмурилась, задиристо вставила:

— А за кого выходить-то? Все мужчины кругом дегенераты какие-то и пьяницы.

Проницательному Саше уже было довольно услышанных историй, он все понял. Чтобы прервать тяжелые рассказы, он воскликнул:

— Да, у меня ведь для вас подарки! — Раскрыл чемодан и стал раздавать, что привез.

Женщины радовались всему, прикладывали к себе платья и отрезы, благодарили, удивлялись:

— Как в Москве-то всякого товара полным-полно, а в нашем Чистополе — шаром покати.

Александра обняла и поцеловала его:

— Спасибо тебе, папочка!

Он растаял от удовольствия:

— Ну вот, это другое дело, — и залюбовался ею.

К вечеру Александра засуетилась перед выходом, надела новое платье, весело сказала:

— Дорогие родители, у моей подруги день рождения, будет много гостей. Я там и останусь на ночь.

Оба поняли, что она хочет оставить их наедине, и были ей благодарны. И вот они остались одни, и оба почувствовали себя неловко. Надя была немного пьяна — от радости, от водки, от подарков. Она призывно позвала его в спальню, где стояли две кровати:

— Ну, иди ко мне, дорогой ты мой, ненаглядный мой. — Раздевалась и приговаривала: — Вот не думала я, что мы с тобой опять будем вместе, как тогда в стогу сена. Помнишь?

— Надя, как я мог забыть! Всю жизнь это было самое радостное воспоминание.

— Ну, или, иди ко мне. Не та я, конечно, что была…

— Для меня ты все та же…

Он лежал на ней, целовал, но от всего пережитого в этот день ему никак не удавалось достичь возбуждения. Он старался хоть как-то оживить те далекие ощущения. Надя была терпелива:

— Ты не волнуйся, драгоценный мой, я понимаю… мне и самой непросто…

Он досадовал на себя, откидывался в сторону, опять прижимался к ней. Надя старалась принять удобное для него положение, раскидывала ноги, прижималась к нему всем телом. Все-таки он смог проникнуть в ее мягкую теплоту и задвигался, внедряясь все глубже. Она поддавалась его движениям, обхватила руками, впилась губами, и вдруг оживился в нем накал давних ощущений, и она почувствовала это, шептала:

— Так, мой хороший, так… — и испытала то же самое, и оба тяжело задышали и смогли каким-то чудом повторить свой прежний восторг.

— Какой ты молодец! — сказала она и еще больше опьянела от страсти, говорила что-то, но остановилась на полуслове и заснула у него на плече. А он лежал тихо, боясь пошевелиться, и думал, и не мог понять, не сон ли все то, что произошло с ним сегодня.

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Еврейская сага

Чаша страдания
Чаша страдания

Семья Берг — единственные вымышленные персонажи романа. Всё остальное — и люди, и события — реально и отражает историческую правду первых двух десятилетий Советской России. Сюжетные линии пересекаются с историей Бергов, именно поэтому книгу можно назвать «романом-историей».В первой книге Павел Берг участвует в Гражданской войне, а затем поступает в Институт красной профессуры: за короткий срок юноша из бедной еврейской семьи становится профессором, специалистом по военной истории. Но благополучие семьи внезапно обрывается, наступают тяжелые времена.Семья Берг разделена: в стране царит разгул сталинских репрессий. В жизнь героев романа врывается война. Евреи проходят через непомерные страдания Холокоста. После победы в войне, вопреки ожиданиям, нарастает волна антисемитизма: Марии и Лиле Берг приходится испытывать все новые унижения. После смерти Сталина семья наконец воссоединяется, но, судя по всему, ненадолго.Об этом периоде рассказывает вторая книга — «Чаша страдания».

Владимир Юльевич Голяховский

Историческая проза
Это Америка
Это Америка

В четвертом, завершающем томе «Еврейской саги» рассказывается о том, как советские люди, прожившие всю жизнь за железным занавесом, впервые почувствовали на Западе дуновение не знакомого им ветра свободы. Но одно дело почувствовать этот ветер, другое оказаться внутри его потоков. Жизнь главных героев книги «Это Америка», Лили Берг и Алеши Гинзбурга, прошла в Нью-Йорке через много трудностей, процесс американизации оказался отчаянно тяжелым. Советские эмигранты разделились на тех, кто пустил корни в новой стране и кто переехал, но корни свои оставил в России. Их судьбы показаны на фоне событий 80–90–х годов, стремительного распада Советского Союза. Все описанные факты отражают хронику реальных событий, а сюжетные коллизии взяты из жизненных наблюдений.

Владимир Голяховский , Владимир Юльевич Голяховский

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное

Похожие книги