Читаем Крушение надежд полностью

Атмосфера на кафедре Рупика Лузаника была по-прежнему тяжелой, ассистенты смотрели на него косо, но пока притихли. Он получил ожидаемую валюту на оснащение лаборатории импортным оборудованием. Получать и устанавливать ее помогал энтузиаст Саша Фрумкин. Тогда ассистенты написали еще одно письмо. Они обвиняли Рупика в том, что он предпочитает заграничное оборудование русскому, что не проводит идеологическую работу, ставит себя выше партийной группы и имеет склонность к врачам-евреям. Как снежный ком, эти обвинения перерастали в большой скандал.

Ректор института Ковырыгина велела послать к Рупику новую комиссию в составе профессоров Родионова и Бабичева и секретаря парткома Корниенко. Это были известные реакционеры, за спиной их называли «монстры». Узнав об этом, Рупик понял, что его хотят загнать в угол, избавиться от него.

Он мрачно попросил Фернанду подготовить документы к проверке новой комиссией.

— Опять комиссия? — она удивилась. — Я стеснялась спрашивать, но, может быть, ты скажешь, чего они хотят?

— Это комиссия от парткома, они постараются выжить меня, беспартийного еврея.

— Что?! Эти монстры? — Ее черные глаза злобно загорелись, она топнула ногой. — Это же настоящие фашисты! Я их всех ненавижу. Из-за этих партийцев я хочу уехать из России прямо сейчас. Но не переживай, они не сильней тебя, ты гений, а они идиоты.

— Спасибо, Фернанда, за сочувствие. Только я не гений, а они знают свою силу.

Домой он пришел с серым лицом, впалыми глазами, горящими нездоровым блеском. Соня испуганно воскликнула:

— Что с тобой, что с тобой?

— Ой-ой, Соня, похоже на то, что меня хотят выжить. Назначили самую худшую комиссию.

* * *

Комиссия пришла, и по мрачным выражениям их лиц Рупик сразу понял: это его палачи. Еще ничего не проверив, они пустили в ход обвинения. Начал Бабичев:

— Что же это вы наделали?

— Да, нехорошо получилось, очень нехорошо, — подтвердил Родионов.

Рупик удивленно спросил:

— Что вы имеете в виду?

— А то, что вы нас обоих дураками выставили перед молодыми докторами.

— Это какая-то ошибка, я этого не делал.

— Делали. Вы сказали врачам, что американец Дебеки делал операцию Келдышу.

— Келдышу — Дебеки? Да, это было давно, но я только отвечал на их вопрос.

Родионов наставительно возвестил тоном партийного начальника:

— В воспитании советского врача на первом месте должна стоять идеологическая подготовка. Мы и сами знали, что американец делал операцию, но незачем умалять приоритет советской медицины. А после вашего ответа врачи стали считать нас лжецами.

Рупик вспыхнул, но сдержался. Бабичев спросил:

— Это правда, что вы оснастили лабораторию иностранным оборудованием?

— Да, мы закупили некоторые иностранные аппараты.

— А что, советские вас не устраивают? Вы ведь, кажется, вообще, настроены в ту сторону и предпочитаете врачей определенной национальности.

Рупик вспыхнул, с трудом сдержался:

— Для наших работ лучше те аппараты, которые мы купили. А ваши антисемитские обвинения о врачах…

— Да мы не говорили ничего такого.

Родионов поменял тему:

— У нас есть сведения, что вы не выписываете газету «Правда».

— Я выписываю «Известия».

— Но «Правда» — это орган ЦК партии.

— Я каждый день читаю научную литературу на трех языках. Мне не хватает времени на чтение всех газет.

— Ах, вы читаете на иностранных языках? Теперь понятно, откуда у вас такой настрой.

— Какой настрой, что вы имеете в виду? Я читаю сугубо научную литературу.

— Вот, вот, научную. А с ней проникает и чуждая идеология.

Это было так глупо, что Рупику хотелось сказать им: «Это мракобесие» и спросить, читают ли они иностранную научную литературу. Но он знал, что не читают, и только пожал плечами. Ведь это не он проверят их, а они проверяют его работу. Проверяют? Да они топят его.

Родионов сказал приказным тоном:

— Ну-ка, дайте-ка нам тексты ваших лекций. Говорят, что на них собираются врачи… — и выделил тоном: — определенной национальности.

— Это все, что вы читаете на лекциях?

— Это конспекты.

— А где же тексты, где ссылки на классиков марксизма-ленинизма, где цитаты из товарища Ленина и генерального секретаря товарища Брежнева?

Рупик знал, что Родионов на лекциях просто читает учебник, и помнил, как на ученом совете он говорил: «Мы должны читать работы великого Ленина каждый день».

Он ответил:

— На лекциях я импровизирую, читаю их в свободной манере общения с аудиторией. Цитаты я привожу лишь в зависимости от темы и материала, когда они необходимы.

— Импровизируете? В свободной манере? Все должно быть записано на бумаге, все!

— У каждого своя методика.

— Нет, это вы бросьте. Ссылки на Ленина должны быть записаны без импровизаций.

Уходили они с сознанием хорошо сделанного дела. Рупик приехал домой совсем разбитый. Соня с тревогой взглянула на него — и все поняла.

* * *

Рупик сказал жене:

— У меня остался единственный выход — попробовать найти поддержку в райкоме партии. Если мои противники непроницаемы для логики нормального рассудка, то они могут быть очень чувствительны к логике силы. В райкоме есть моя пациентка, заведующая отделом науки Яковлева. Я лечу ее и всю семью, она ко мне хорошо относится.

Перейти на страницу:

Все книги серии Еврейская сага

Чаша страдания
Чаша страдания

Семья Берг — единственные вымышленные персонажи романа. Всё остальное — и люди, и события — реально и отражает историческую правду первых двух десятилетий Советской России. Сюжетные линии пересекаются с историей Бергов, именно поэтому книгу можно назвать «романом-историей».В первой книге Павел Берг участвует в Гражданской войне, а затем поступает в Институт красной профессуры: за короткий срок юноша из бедной еврейской семьи становится профессором, специалистом по военной истории. Но благополучие семьи внезапно обрывается, наступают тяжелые времена.Семья Берг разделена: в стране царит разгул сталинских репрессий. В жизнь героев романа врывается война. Евреи проходят через непомерные страдания Холокоста. После победы в войне, вопреки ожиданиям, нарастает волна антисемитизма: Марии и Лиле Берг приходится испытывать все новые унижения. После смерти Сталина семья наконец воссоединяется, но, судя по всему, ненадолго.Об этом периоде рассказывает вторая книга — «Чаша страдания».

Владимир Юльевич Голяховский

Историческая проза
Это Америка
Это Америка

В четвертом, завершающем томе «Еврейской саги» рассказывается о том, как советские люди, прожившие всю жизнь за железным занавесом, впервые почувствовали на Западе дуновение не знакомого им ветра свободы. Но одно дело почувствовать этот ветер, другое оказаться внутри его потоков. Жизнь главных героев книги «Это Америка», Лили Берг и Алеши Гинзбурга, прошла в Нью-Йорке через много трудностей, процесс американизации оказался отчаянно тяжелым. Советские эмигранты разделились на тех, кто пустил корни в новой стране и кто переехал, но корни свои оставил в России. Их судьбы показаны на фоне событий 80–90–х годов, стремительного распада Советского Союза. Все описанные факты отражают хронику реальных событий, а сюжетные коллизии взяты из жизненных наблюдений.

Владимир Голяховский , Владимир Юльевич Голяховский

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное

Похожие книги