Читаем Крушение надежд полностью

— Зря ваши ассистенты затеяли это, но у нас в институте все пишут друг на друга. На каждого из нас тоже что-нибудь писали. Плохо, конечно, что они объединились и что все они члены партии, а вы беспартийный. Печенкина стоило бы выгнать, но партком не сделает этого. Вы сильно не переживайте, не волнуйтесь, пошумят, поговорят, и все обойдется.

Однако настроение у Рупика было угнетенное, на работе он чувствовал себя, как среди стаи волков, нервничал, худел, плохо спал, принимал успокаивающие таблетки. Засыпал он только, когда бессильно прижимался к теплой Соне — но от переживаний даже терял мужскую силу. А Соня ждала его ласк и с тревогой смотрела на него.

И вдруг еще один удар свалился на Рупика — заболела мама, у нее обнаружили злокачественную лейкемию. Рупик положил ее в свою клинику, доставал для нее редкие лекарства — ничего не помогало, мама таяла на глазах. Он переехал в свой кабинет, чтобы быть при ней круглые сутки. Соня приносила ей из дому ее любимую еду, но мама не ела и все слабела.

Фернанда и Лиля часто приходили к Рупику и старались его ободрить и успокоить, но все было напрасно.

Однажды мама очнулась после долгого забытья. Рупик сидел возле нее. Она сказала: — «Пусть тебе и Соне все будет в радость», — и умерла.

<p>103. Наказание изгнанием</p>

В 1973 году на Западе была опубликована книга А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», главы из книги читали по «Голосу Америки». Тысячи людей приникали к приемникам, слушали и ужасались картине сталинского террора, впервые представленной так широко. Нарастал новый подъем диссидентского движения.

На следующий год Солженицыну дали Нобелевскую премию по литературе за «нравственную силу, почерпнутую в традиции великой русской литературы».

Действительно, появление Солженицына в литературе показывало ее лучшую нравственную силу. Но кремлевские руководители посчитали решение Нобелевского комитета «политически враждебным». Как двенадцать лет назад травили за Нобелевскую премию Бориса Пастернака, так и Солженицына тоже травили в печати и на собраниях. Одно решение было особенным, его решили обвинить в том, что он… еврей и его настоящая фамилия Солженицер. Проявление национализма давало власти соблазнительную возможность объяснить его литературную позицию. В архив Московского университета, где он учился, был послан майор КГБ Благовидов, чтобы разыскать подтверждающие документы. Но «национальное» расследование сорвалось, писатель оказался все-таки русским.

В сентябре 1973 года самиздат распространил большое письмо Солженицына «Письмо вождям Советского Союза». Он писал: «Наша интеллигенция единодушна в представлении о желанном будущем нашей страны — самые широкие свободы» и далее излагал свой взгляд на необходимые улучшения жизни и политики в России. Реакция кремлевских вождей на письмо знаменитого патриота была простой: Солженицына арестовали и привлекли к… уголовной ответственности «за злостную антисоветскую деятельность». Как уголовника, его поместили в Лефортовскую тюрьму.

На другой день, 13 февраля 1974 года, его под конвоем ввели в комнату допросов. Там за столом над листом бумага сидел маленький лысый человечек, который сказал:

— Солженицын, Александр Исаевич? Я заместитель генерального прокурора Маляров. — И стал читать: — Указ Президиума Верховного Совета…

Солженицын сразу понял, что допроса не будет, а тот читал дальше:

— …лишить гражданства и выдворить из страны.

Изгоняли патриота, который больше кремлевских вождей любил Россию и сделал для нее больше, чем все они вместе.

Когда самолет вздрогнул, отрываясь от русской земли, Солженицын перекрестился и поклонился ей[177].

* * *

Диссидентское движение ширилось, и одновременно власти расширяли и углубляли способы травли диссидентов. В 1967–1974 годах к уголовной ответственности «за антисоветскую агитацию и пропаганду» было привлечено 729 диссидентов. Подавляющее большинство были евреи. Агенты КГБ замечали их на «еврейской горке» около Хоральной синагоги, фотографировали и потом арестовывали. Так же, как Солженицына, лишили гражданства и наказали высылкой писателей Владимира Максимова, Александра Галича, Андрея Амальрика, Жореса Медведева. Выслали виолончелиста Ростислава Ростроповича и его жену певицу Галину Вишневскую за то, что он дали приют Солженицыну перед его высылкой. Высылали тех, кто не хотел и не собирался уезжать, а тем, кто хотел уехать, отказывали в визе.

Так же выслали и писателя Григория Свирского. Вот как выглядело решение по делу:

«СЕКРЕТНО

В Комитет госбезопасности поступили материалы о провокационных националистических действиях бывшего члена Московской организации Союза писателей РСФСР Свирского Григория Цезаревича, 1921 года рождения.

В январе 1968 года Свирский выступил на партийном собрании Московской писательской организации с клеветническими нападками на политику партии в области литературы. Призывал к предоставлению полной свободы публиковать порочные и политически вредные произведения. Партийная организация за антипартийное поведение на собрании исключила его из членов КПСС.

Перейти на страницу:

Все книги серии Еврейская сага

Чаша страдания
Чаша страдания

Семья Берг — единственные вымышленные персонажи романа. Всё остальное — и люди, и события — реально и отражает историческую правду первых двух десятилетий Советской России. Сюжетные линии пересекаются с историей Бергов, именно поэтому книгу можно назвать «романом-историей».В первой книге Павел Берг участвует в Гражданской войне, а затем поступает в Институт красной профессуры: за короткий срок юноша из бедной еврейской семьи становится профессором, специалистом по военной истории. Но благополучие семьи внезапно обрывается, наступают тяжелые времена.Семья Берг разделена: в стране царит разгул сталинских репрессий. В жизнь героев романа врывается война. Евреи проходят через непомерные страдания Холокоста. После победы в войне, вопреки ожиданиям, нарастает волна антисемитизма: Марии и Лиле Берг приходится испытывать все новые унижения. После смерти Сталина семья наконец воссоединяется, но, судя по всему, ненадолго.Об этом периоде рассказывает вторая книга — «Чаша страдания».

Владимир Юльевич Голяховский

Историческая проза
Это Америка
Это Америка

В четвертом, завершающем томе «Еврейской саги» рассказывается о том, как советские люди, прожившие всю жизнь за железным занавесом, впервые почувствовали на Западе дуновение не знакомого им ветра свободы. Но одно дело почувствовать этот ветер, другое оказаться внутри его потоков. Жизнь главных героев книги «Это Америка», Лили Берг и Алеши Гинзбурга, прошла в Нью-Йорке через много трудностей, процесс американизации оказался отчаянно тяжелым. Советские эмигранты разделились на тех, кто пустил корни в новой стране и кто переехал, но корни свои оставил в России. Их судьбы показаны на фоне событий 80–90–х годов, стремительного распада Советского Союза. Все описанные факты отражают хронику реальных событий, а сюжетные коллизии взяты из жизненных наблюдений.

Владимир Голяховский , Владимир Юльевич Голяховский

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное

Похожие книги