— Дорогие Моня и Лора, ваш союз освещен особым светом — светом традиционной еврейской свадьбы. За долгие-долгие годы это первая настоящая еврейская свадьба в Малаховке, да и не только в Малаховке. Мы гордимся, что вы показали пример другим евреям, и надеемся в будущем видеть еврейские свадьбы чаще. Поздравляем вас, будьте счастливы, плодитесь и размножайтесь. Лехаим![81]
Все закричали:
— Горько, горько!
Миша старался перекричать, смеясь:
— Это не входит в традиции еврейской свадьбы. Еврейский жених и невеста целуются наедине.
Но его никто не слушал, и новобрачных поминутно заставляли целоваться. Потом Миша дал слово Алеше, и тот прочел стихи:
Все зааплодировали, громче всех хлопала Маргарита. Моня расцеловался с Алешей:
— Спасибо, Алешка! — И шепнул на ухо: — Ну, это я в самиздат не отошлю, себе оставлю.
После нескольких тостов Миша объявил:
— По обычаям еврейской свадьбы жениха и невесту полагается поднять на стульях и пронести в танце.
Мужчины кинулись поднимать Моню и Лору на стульях, и Лора, держась за большой живот, умоляла:
— Только не уроните, только не уроните!
Миша включил свой магнитофон:
— Танцуем традиционный еврейский свадебный танец фрейлакс!
Он встал в позу, засунул большие пальцы рук под жилетку, выпрямился и пошел в танце, высоко поднимая колени. За ним все начали танцевать, а Лора с Моней плыли на стульях над толпой и хохотали. Потом встали в круг и танцевали «семь-сорок», еще выше задирая ноги. Маргарита, в ярко-красном платье, танцевала напротив Алеши и, когда они сходились лицом к лицу, говорила:
— Нравится свадьба? Хочешь такую?
Алеша улыбался, подпрыгивал в ритм музыки, но отрицательно качал головой.
В их отношениях давно уже наступало похолодание. Маргарита, подогреваемая прошедшей свадьбой, опять просила:
— Давай поженимся, ну давай поженимся…
Алеша хмуро отмалчивался, и однажды она разрыдалась:
— Я знаю, я чувствую: ты меня больше не любишь. Через несколько дней Алеша принес ей стихи:
Маргарита прочла и все поняла, они остались друзьями. Так, в квадратах дружбы заканчиваются пленительные круги многих романов.
48. Жилищный кооператив «Советский писатель»
У Марии участились нарушения сердечного ритма, сердце то как бы замирало, то начинало стучать быстро-быстро, потом наступал небольшой перерыв. Она чувствовала себя все хуже, но старалась скрывать это от Павла, отворачивалась, присаживалась при каждом удобном случае, Павел тревожно присматривался, беспокоился, заботливо спрашивал:
— Что с тобой, сердце болит?
— Нет, ничего. Я просто устала.
Многие супруги с возрастом и годами совместной жизни все больше беспокоятся друг о друге. Но что Павел мог сделать? Медицинских знаний у него не было никаких, он только старался во всем помогать, следил, чтобы жена регулярно принимала лекарства, и научился измерять ей кровяное давление. А перебои в сердца не прекращались, Мария просыпалась по ночам от слишком редких ударов, думала о смерти, беспокоилась, как Павел останется один? Думала о Лиле, мечтала увидать ее еще хоть раз.
К ее состоянию присоединялась многолетняя усталость от жизни в коммуналке, ох, как мечтала постаревшая и больная Мария хотя бы напоследок пожить в отдельной квартире!
Павла, после шестнадцати лет заключения, устраивала любая квартира. Он привык к жизни в толкотне большого арестантского сообщества, где все вынуждены держаться друг за друга, чтобы выжить. Теснота жизни там приучала к людским контактам, давала взаимные связи, а это многое значит. Но это в тех жутких условиях, не в обычной человеческой жизни, где все хотят иметь право на свою отдельную, личную жизнь. Павел понимал, как устала от тесноты Мария, и хотел получить отдельную квартиру, больше для нее. Заботы друг о друге были главным в их совместной жизни.