Крушение надежд

Алеша привез Моню в больницу № 50 Тимирязевского района. Дежурным хирургом был Михаил Цалюк, высокий, крепко сложенный мужчина, под сорок. Он профессиональным взглядом окинул Моню:

— Что случилось?

Из-за отека лица Моне было трудно говорить, объяснял Алеша:

— Понимаете, в Малаховке кто-то поджег синагогу, она горела, а он кинулся прямо в огонь — спасать древнюю Тору.

Моня закашлялся, хотел что-то сказать. Цалюк близко наклонился к его лицу, и Моня прошептал прерывающимся голосом:

— Тора очень древняя… из Испании… когда оттуда изгоняли евреев… а потом в Польше ее спасли… тоже от пожара… когда гитлеровцы подожгли синагогу, — он махнул обожженной рукой, показывая, что устал, но опять набрал воздуха и добавил: — Ее непременно надо было спасти… кто-то должен был это сделать.

Цалюк выпрямился, пораженный:

— Вы рисковали жизнью, чтобы спасти Тору?! Это очень благородно, вы совершили великую мицву. Хотя я еврей неверующий, но благодарю вас от имени всех. — И врач почтительно поклонился.

После осмотра он сказал:

— Ну, ожоги первой степени, не очень опасные, залечим быстро. Меня больше беспокоят ваши легкие, вы надышались гарью и дымом.

Алеша попросил:

— Я привез его к вам, потому что у меня здесь есть знакомый, профессор Зак. Не можете ли вы сказать ему?

Цалюк воскликнул:

— Зак ваш знакомый? Конечно, позову, это наш самый уважаемый профессор.

Кареглазый, невысокий Зак, лысый, шестидесяти лет с небольшим, появился удивительно быстро, передвигался он легко, стремительной походкой. Одет был не в накрахмаленный профессорский халат, а как хирург, готовый к операции, — в легкий операционный халат с короткими рукавами.

Цалюк объяснил Заку:

— Вот, Юлий Иосифович, новый еврейский герой: на пожаре в малаховской синагоге кинулся в огонь и спас древнюю Тору.

Зак с любопытством посмотрел на Моню и стал внимательно осматривать ожоги и слушать его легкие:

— Дышите… так. Помогите мне повернуть его. Дышите еще. Так. Придется нашему герою сделать вагосимпатическую новокаиновую блокаду[68], чтобы дышал легче. Наложим вам повязки с мазью Вишневского, сделаем внутривенное вливание физиологического раствора и дадим кислород для дыхания. Положим вас на пару-тройку недель.

Цалюк делал все по указанию профессора, Моня стонал, кашлял, морщился.

Когда процедуры закончили, его повезли в палату. Профессор шел следом с Алешей, чтобы дать указания врачам. По дороге Алеша сказал:

— Я сын Семена Гинзбурга и знал вашего брата Михаила. А пациент — это мой друг.

— Да, да, конечно, я знаю вашего отца. Как он поживает?

— Он на целинных землях, председатель совнархоза.

Зак спросил:

— Так что случилось в Малаховке?

Алеша объяснил и добавил:

— Там потом нашли напечатанные на машинке угрозы евреям, подписанные аббревиатурой БЖСР, то есть «бей жидов — спасай Россию!».

Зак нахмурился:

— Какое жуткое проявление антисемитизма — и это в нашей стране! Знаете, во время войны мы с Цалюком были на фронте, в разных армиях, но оба навидались фашистских преступлений против евреев. Но то были фашисты. А в Малаховке, наверняка, орудовал кто-то из наших людей.

Пока они шли, он рассказывал:

— Миша Цалюк — прекрасный доктор, умелый, знающий. Во время войны он был лихим разведчиком и первым вошел в Освенцим. Спас остававшихся там едва живых евреев. А я был хирургом в танковой армии и видел еврейское гетто в Будапеште, тоже полное мертвых и полуживых евреев. Я проезжал по только что взятому городу, какой-то гражданский человек остановил мою машину и сказал, что ему срочно нужен доктор для помощи умирающим евреям. Я со своими ассистентами пошел за ним в гетто. Это было удручающее зрелище. Всех выживших я положил в госпиталь. А человек, который привел меня туда, оказался шведским дипломатом Раулем Валленбергом. Вот это был герой — спас сто тысяч евреев под самым носом у фашистов. И что вы думаете? Его арестовали наши смершевцы, и после этого великий герой Валленберг пропал. А в Будапеште ему поставили памятник[69].

* * *

Больница № 50 была построена по типичному послевоенному проекту: два пятиэтажных кирпичных корпуса-коробки, один — хирургический, другой — терапевтический. Сначала Моня лежал в хирургическом корпусе, ему выделили маленькую отдельную палату. Кислородной проводки не было, рядом с кроватью стоял большой баллон с кислородом, чтобы он дышал им круглые сутки. Лечил его молодой хирург Виктор Маневич. Профессор Зак проверял состояние больного каждое утро и вечером, перед уходом.

Поправлялся Моня медленно, Алеша навещал его почти каждый день, привозил к нему маму, она приносила ему судочки с домашней едой, жалостно смотрела и непрерывно причитала.

Моня просил:

— Мама, не надо мне столько привозить, мне достаточно больничной еды.

— Разве это еда? Азохен вэй, какая это еда! Все такое невкусное. А я готовлю тебе самое свеженькое.

Дома она хвалилась знакомым:

— Мой Моня очень важный пациент, его сам профессор лечит два раза в день.