Крушение иллюзий

Пострадавшего ганнера уже вытащили из их машины, как назло, это был Винсент, и группа-два осталась без лидера. Он был весь какой-то серый, какими обычно бывают негры, когда им плохо, и сплевывал кровь в пыль. Кровь сочилась и из носа, пахло выхлопными газами, порохом и кровью…

— Ты как? — заорал сержант, потому что ревели и моторы и пулеметы палили черт пойми куда и вообще весь мир как с ума сошел.

— Сэр… нормально все, — ответил Винсент, хлюпая кровью, — отлежусь.

— Кой черт отлежишься?! Мы не в патруле. Тащите его, пока и нас тут всех не накрыло к долбаной матери!

Двое из его команды, огневой команды-два держали здоровенного Винсента под руки, сержант не пойми зачем прикрывал — и так они его довели-дотащили до медэвака. Там никого из медиков не было, все ушли вскрывать наиболее пострадавший «Баффало». Винсента сунули в зев громоздкого бронетранспортера — в нем можно было стоять в полный рост, он с трудом сел на кресло для сидячих раненых.

— Все нормально будет! — Сержант хлопнул его по плечу. — Мы скоро вернемся! Семпер фи!

— Семпер фи, сэр. Спасибо…

На обратном пути они повстречали медика — тот сопровождал парней, которые тащили пострадавшего из «Баффало».

— Сильно?! — проорал ему в ухо Гэтуик, полуобняв и склонившись к самому уху, чтобы было лучше слышно.

— Четверо! — проорал в ответ медик. — Один тяжелый. В основном ноги!

Та же самая ублюдочная ерунда. Взрыв — и несколько пострадавших с переломами ног. Как проклятие какое-то.

— Там я человека своего оставил! Он под взрывную волну попал! Выглядит хреново! Позаботься о нем!

— Принято! — ответил медик.

— Давай! Удачи!

В этот момент — долбануло совсем рядом, и собеседники решили, что с разговорами под огнем пора завязывать…

Дорога шла от огневой базы до аэропорта, дальше по правую сторону от дороги были казармы Афганской национальной армии, и дальше был уже сам Джелалабад, река Кабул тоже была по правую руку. Но сначала — надо было добраться до самого аэропорта.

Сам сержант Гэтуик молча оттолкнул одного из своих людей, встал в башенку ганнера за пулемет, здорово рискуя. Мало того — его машина теперь шла лидером колонны.

Сильно поврежденный взрывом «Баффало» оставили на дороге, теперь у них не было инженерной разведки, не было ни саперов, ни специализированной саперной машины. Кое-как объехав потушенный из огнетушителей «Баффало», они устремились вперед.

У горы Ходжа-Ханафи они прошли горный участок и вышли на ровную местность, мост на удивление не был взорван, хотя прикрывавший его чек-пойнт вел огонь куда-то на восток, и ему оттуда отвечали. Не останавливаясь, они прошли чек-пойнт и мост, тут дорога резко поворачивала на Шармахейль. Машин на дороге было много, в основном грузовики конвоев, многие из них стояли, и они протискивались с трудом.

В Шармахейле стреляли, в небо летели трассеры, и непонятно, кто стреляет, в кого и зачем. У самой обочины стоял светло-коричневый пикап Афганской национальной армии, пулемета на вертлюге не было. Сержант, привычный к виду афганских армейских пикапов, направил пулеметный ствол в сторону города — и только краем глаза заметил, что со стоящим в кузове афганцем что-то не то.

Боже!

У афганца был гранатомет! У этого проклятого афганца был гранатомет, и не привычный РПГ-7, а какая-то спаренная труба, и он поднимал эту трубу, чтобы положить на плечо, прицелиться в американскую машину и нажать на спуск.

Он не успевал развернуть тяжелую башню — понимал, что не успеет и развернуть, и прицелиться, и нажать на спуск, прежде чем афганец шарахнет по ним из этой трубы в упор. Башня была устроена так, что между бронестеклами и листами брони были промежутки, бойницы, достаточные для того, чтобы просунуть ствол М4 и нажать на спуск. М4 у него не было, и потому он сунул руку к кобуре, слава богу, открытой, а не такой, какая принята в армии, вытащил свой FN[24] и открыл огонь из пистолета. Он просто высунул руку со стволом и открыл огонь по гранатометчику, раз за разом нажимая спуск, не целясь и молясь Христу, Аллаху, Будде и всем богам, о которых он слышал, чтобы хотя бы одна пуля попала в цель.

И пуля попала в цель. Он видел, через дорожную пыль он видел, как афганец вдруг дернулся и согнулся, а через секунду по машине забарабанили пули пятидесятого калибра с идущей второй бронемашины, превращая ее в груду искореженного металла. Афганец с гранатометом упал, и град пуль разорвал его на части…

Аэропорт — это в районе Каламукамхан — представлял собой страшное зрелище…

Все горело — горело так, как горят нефтяные скважины, не меньше. Дорога была запружена, не проехать никак, огонь был такой, как при горении нефти — черно-красный, это когда и огонь, и черная гарь вместе, и он поднимался вверх не языками, а клубами, прогорая до конца в воздухе и превращаясь в столб жирного черного дыма, рвущийся к небесам. Было видно, что взорван чек-пойнт у поворота на аэропорт…