– Умерла, – повторил я за ней. Мне стало неловко от того, что я ничуть не удивился. – Мне очень жаль, Лиллиан.
И тут она начала плакать. За прошедшие дни я много раз слышал, как она плачет от боли, страха или чувства вины, но это было другое. Сейчас она то ли выла, то ли визжала. Я хотел остановить ее, но даже перерывы на дыхание у нее были похожи на тихое, задыхающееся поскуливание. Я сразу узнал этот звук – Лиллиан и была тем раненым зверем, которого я боялся в темноте.
Слушая ее, я испугался как-то совсем по-новому. Звук, исходивший от нее теперь, был непрерывным и прочным, как веревка, так что мне ничего не стоило добраться до Лиллиан за несколько шагов, но мне хотелось бежать от нее без оглядки. Я не знал, чем можно унять такую неприкрытую скорбь.
Я оказался лицом к лицу с вопросом, который пугал меня больше, чем смерть от голода или утопления: если я не смогу умерить ее скорбь, то что же я буду делать со своей собственной?
Соленая слеза скатилась в уголок моего рта, и я понял: одному мне не справиться. Мне нужна Лиллиан, а я нужен ей. Не думая ни о чем больше, я пошел к ней по голосу, радуясь темноте. Это хорошо, что Лиллиан не увидит сейчас моего лица, красного и мокрого от слез. Когда моя ступня коснулась ее ноги, она ойкнула.
– Это вы, Дейв?
– Нет, – решил пошутить я, – это Элвис.
Ее ладонь немедленно скользнула в мою ладонь, тоже влажную от слез.
– Вот и вы, – прошептала она, и я не мог поверить, что это говорит тот самый человек, который издавал сейчас такие ужасные крики. Ее пальцы сплелись с моими.
– Прямо как Марко Поло, только без воды. В бассейне забавнее. – Я делал вид, будто не замечаю, как ее пальцы нервно стискивают мои.
– Простите, от меня так мало толку. – Зернистый контур ее профиля проступал через тьму, как проявляется полароидное фото.
– Шутите? Если б не вы, я и сейчас сидел бы на плоту и ревел, как девчонка.
– Идите сюда. Сядьте рядом. – И она потянула меня за руку на песчаный пятачок рядом с собой. Я сел, поджав под себя ноги.
– Как вы себя чувствуете? Почему сидите здесь одна? – спросил я тихонько, гладя большим пальцем руки тыльную сторону ее ладони, утешая не только ее, но и себя. Она привалилась к моему боку, пристроила свою голову у меня на плече, и мне сразу стало теплее.
– Так себе.
– Утром мы пойдем, поищем еду, потом соорудим себе какое-нибудь укрытие, а потом подумаем, что делать дальше. Здесь, на твердой земле, у нас есть шансы. А это уже хорошо. – Я старался, чтобы мои слова звучали уверенно, как будто я знаю, что говорю, и положил себе на колени ее руку.
– Не могу пока даже думать про завтра. – Лиллиан уткнулась мне в плечо лицом. – Теперь, когда умерла Маргарет, мне кажется, что солнце уже никогда не выйдет, а мы застряли здесь навсегда.
– Вот что я особенно в вас ценю, – поддразнил я ее. – Ваш безудержный оптимизм.
– Они не придут. – Она словно не услышала моей шутки. – Никто не придет.
– Да, наверное, вы правы. – Что толку лгать.
Лиллиан набрала полную грудь воздуха и выдохнула так тяжело, что воздух вокруг нас зашатался.
– Значит, мы умрем на этом острове.
– Не обязательно.
Она помотала головой, не отрываясь от моего плеча.
– Если никто не придет за нами, то мы все умрем, как Маргарет, рано или поздно.
– Никто не живет вечно, Лиллиан. – Я потерся щекой о ее спутанные волосы. – Ни здесь, на острове, ни дома, в Сент-Луисе. Но до смерти еще есть время; значит, надо жить. Нам предстоит не только умереть на этом острове, но еще и прожить на нем какое-то время.
– Но я не хочу до конца моих дней жить на этом острове, Дейв. Я хочу жить дома, с моими детьми, с Джерри, с Маргарет, с моими братьями, родителями и друзьями. – Она вдруг повернулась ко мне всем корпусом, и я ощутил ее теплое дыхание на своем лице. – Пусть мы найдем способ здесь выжить. Но подумайте, что это будет за жизнь? Пять, или десять, или сколько там лет здесь, на этом клочке песка… Разве здесь можно быть счастливым? – Ее голос прерывается, и я понимаю, что это не только из-за Маргарет. Она никогда больше не увидит своих детей. Они будут считать ее умершей.
– Знаю. Я тоже хочу домой, и, может быть, мы там еще будем. Но до тех пор нам надо заботиться о себе, и стараться извлекать из этой ситуации все самое лучшее. – После каждого предложения я делаю небольшую паузу. – Мы будем заботиться друг о друге. И сможем даже здесь найти что-то хорошее. – На этот раз я действительно верю в то, что говорю.
Ее глаза, широко раскрытые, несчастные, мечутся по моему лицу, каждый новый вздох вырывается из груди стремительнее предыдущего. Проведя по губам кончиком языка, Лиллиан сильно выдыхает, и струя воздуха щекочет мне щетину на подбородке.
– Наверное, вы правы, – говорит она тоном человека, признающего свое поражение. Ее голова снова ложится мне на плечо, и я помогаю ей сесть так, чтобы она не давила на раненую лопатку своим весом. – Я так устала и так хочу есть… Я не знаю… что… – И Лиллиан заснула раньше, чем успела закончить мысль. Осторожно, чтобы не побеспокоить ее, я опустился вместе с ней на песок и стал смотреть в небо.