Крушение

В маленькой спальне ни души, в душе — тоже. Но в большом дортуаре Алькандр становится свидетелем странного оживления. По примеру Ферсилокия, дюжина кадетов, накрывшись простынями, сорванными с кроватей, с улюлюканьем исполняет танец призраков; некоторые зажгли карманные фонари, у других есть улиткообразные свистки, звучание которых начинается и заканчивается на низкой ноте, а в промежутке достигает предела зловещей пронзительности. Алькандр вынужден сорвать простыню с Ферия, обменявшись с ним тумаками, чтобы показать звезду из серебристой бумаги, которую носит на груди, и передать приказ командования. Он выясняет, что войско призраков собирается совершить обход замка и спуститься во двор. Надо срочно предотвратить всеобщий сыр-бор. На парадной лестнице он сталкивается с вопящим кадетом, которого тащат под руки ещё двое и заставляют подниматься ступенька за ступенькой, молотя его ногами по икрам; когда Алькандр проходит мимо, они останавливаются и прижимают жертву лбом к перилам. «Приказ командования третьей тайной роты», — объясняет Бут (которого Алькандр узнал), но больше не добавляет ни слова. С лестницы скатывается малыш и чуть не сбивает Алькандра с ног; в его воплях слышен скорее страх. Алькандр с трудом взламывает дверь в класс № 1, освещённый керосиновой лампой. Парты там сдвинуты к задней стене и навалены друг на друга, так что в сумерках вырастают фантастические театральные подмостки. Гидасп, Астирий, Ретей и ещё несколько кадетов сидят вокруг лампы на полу; за пределами образованного ими круга в полном беспорядке валяется куча книг и журналов; они молча берут их экземпляр за экземпляром и при свете лампы изучают. Это запрещённые книги, за многие годы конфискованные из личных шкафов и из-под подушек в спальне; после ночного победоносного штурма их удалось извлечь из надёжно запертого чулана, куда их складывал старый генерал. Обретя на последней странице печать нашей организации (перекрещённые пушки, увенчанные императорской короной, поверх которых изображён знак вопроса), они лягут в основу нашей тайной библиотеки: это приключенческие и любовные романы с цветными кричащими обложками, журналы с обнажёнными женщинами, тетради, в которых старательным почерком записаны казарменные песенки и стихи; их надо перебрать, чтобы исключить некоторые вредные сочинения, неизвестно как попавшие в Крепость, — офицерам следовало сразу их уничтожить. Мы позаботимся об этом в ту же ночь, сожжём их на праздничном костре: его разведут во дворе, и ему в пищу пойдёт дьявольская плоть опалённых страниц из книг по дарвинизму и парламентской системе. В другую, ещё более хаотичную кучу, свалена добыча, похищенная из апартаментов старого генерала; это письма и бумаги, большинство из которых после публичного прочтения старательно разорваны Гидаспом на мелкие квадратики; с немногих уцелевших конвертов содраны марки — специально для коллекционеров; письма, в которых особо извращённый ум позволяет нам за банальными фразами обнаружить бог знает какие намёки и пикантные смыслы, отмечены, сохранены и учтены нашим казначейством; то же самое касается и большинства очень старых фотографий, где изображены молодые женщины в подвенечных и бальных платьях по моде начала века, усатые юноши, гордо демонстрирующие новую форму и глядящие в объектив решительным и глупым взглядом; они опираются на огромные кресла на фоне тяжёлых складчатых штор, меж зелёных растений в лжегостиной, где так и ждёшь увидеть штатив, чёрный платок и бородку фотографа, и кажется, что это персонажи неправдоподобного поэтического романа, у которых нет ничего общего с нашими сегодняшними жалкими учителями. В казначейство поступают также более волнующие предметы: шёлковые чулки, бельё, пара чёрных невероятно длинных перчаток, все пальчики которых один за другим, расстегнув ширинку, примерит с молчаливым хихиканьем Ретей. На стене, по которой скользит красноватый свет лампы, во весь рост изображён старый император; на нём парадная форма гвардейского генерала: он покорно и устало скрючился, демонстрируя телосложение неандертальца.

Напротив — класс № 2, там темно и тихо; две тени выделяются на фоне окна без штор; профили, которые видит Алькандр, обращены друг к другу: взгляд у этих двоих одновременно пронзающий и незрячий; пухлый рот Меропса выпячен и шевелится: он что-то говорит, но слышно только едва уловимое шлёпанье мякоти губ, смыкающихся и размыкающихся через плёнку слюны. Алькандр подаёт голос, но третье лицо выходит из тени и свистом требует тишины — Лир, которого Алькандр не заметил, полулёжа на парте, не сводит глаз с молчащей пары. Эрихетий наконец произносит шёпотом: «Конь „эф“ на „Харитон“ пять» и подаётся назад, избавившись от груза слов.

Струя лунного света льётся со двора, выбеливая длинные ночные рубашки и прорисовывая в контражуре очертания неподвижных профилей; слышно, как тихонько шлёпают негроидные губы Меропса. Алькандр оставляет двух лучших игроков Крепости в яростной схватке.