Крушение

— Бывает, — ответил Жан-Марк, — но я пытаюсь как-то с этим бороться, предпринимаю усилия… — Подумав, он добавил: — Сегодня в два часа я встречаюсь с Валери. Мы собирались пойти в Лувр. Хочешь, пойдем с нами.

— Ну уж нет! — воскликнул Жильбер.

— Почему?

— Не хочу вам мешать.

— Если я тебе это предлагаю, значит, считаю, что ты нам не помешаешь.

— Хорошо! — с неожиданной радостью согласился Жильбер. — Тогда как мы договоримся?

— Я встречаюсь с Валери в два пятнадцать у входа в крыло «Денон», рядом с кассой. Тебе это удобно?

Консьержка с трагическим лицом входила в свои апартаменты. Увидев ее, Жан-Марк едва успел соответственно случаю скорчить печальную мину. С похоронным видом он опустил трубку на рычаг.

— Ну, что там? — полюбопытствовала она.

— Мой дядя Эрнест очень плох, — ответил Жан-Марк, — спасибо, что предупредили. — Закаменев в горе, в котором невозможно было усомниться, он вышел за порог.

Вернувшись в комнату, Жан-Марк подумал, что Валери, вероятно, разозлится, узнав, что он пригласил Жильбера. Тем хуже для нее! В конце концов, он достаточно часто проводит с ней время наедине. Пусть же хоть иногда с ними будет кто-нибудь третий. Всего десять минут назад предстоящая встреча не сулила ничего необычного, и вдруг все изменилось, словно перед ним открылась сияющая перспектива. Лувр, прекрасные полотна, желчные замечания Валери, приятная, интеллигентная беседа с Жильбером. Жан-Марка охватило нетерпение, он хотел поскорее оказаться там. Еще немного, и он начал бы собираться, но было всего десять утра, а бриться заранее он не хотел — у него слишком быстро отрастала щетина.

— Удивительно, что все еще находятся люди, желающие полюбоваться этой старушкой! — заметил Жильбер, останавливаясь перед «Джокондой».

Несколько посетителей посмотрели на него с возмущением.

— Пойдем, — дотрагиваясь до его плеча, сказал Жан-Марк.

— Не могу. Она меня завораживает, только не красотой, а идиотизмом. Надо бы придумать специальный термин для определения самодовольной глупости ее лица. Что-нибудь вроде «джокондизма».

— Говорят, Леонардо поначалу рисовал мальчика, а потом переделал его в Мону Лизу, — вступила в разговор Валери.

— Это что еще за история? — удивился Жан-Марк.

— Ты что, разве не знаешь, что да Винчи был гомосексуалистом?

— Ты путаешь с Микеланджело!

— Вовсе нет! И он тоже! Собственно говоря, в этом и состоит секрет его дарования. Лично я, в отличие от Жильбера, считаю, что в «Джоконде» все-таки что-то есть.

— Разве что пейзаж, — вставил Жильбер, — но уж никак не физиономия.

Все более многочисленные ценители прекрасного собирались у «Джоконды», как мухи у кусочка сахара. Они поглощали положенную им дозу красоты, качество которой гарантировалось надписью на табличке. То тут, то там какой-нибудь посетитель с видом знатока растолковывал суть шедевра своим соседям. Хорошо еще, что по воскресеньям не бывает организованных экскурсий! Жан-Марка, как и Жильбера, раздражало всеобщее преклонение перед «Джокондой», он предпочел бы любоваться этим полотном в одиночестве. Однако он был далек от того, чтобы умалять талант Леонардо только потому, что миллионы людей считают его великим живописцем. А вообще-то, поведение Жильбера его разочаровало. Не исключено, конечно, что столь тонкого и обычно проницательного юношу подтолкнуло к парадоксальным высказываниям присутствие кузины.

Не торопясь, все трое прошли к соседним полотнам. Итальянская школа выплеснула на них поразительную прозрачность тщательно покрытых лаком лиц. Но лица эти так походили одно на другое, и от картины к картине восторг угасал.

Валери, чтобы было удобнее ходить, сняла туфли и несла их в руках. Проходя по галерее, она пританцовывала. Музейные смотрители провожали ее подозрительными взглядами. Жан-Марку она казалась смешной в своей теплой фисташковой дубленке. На голове у нее была белая вязаная шапочка с застежкой под подбородком. Из круглого отверстия, как из альпинистского шлема, выглядывало розовое остренькое личико.

— Тебе не жарко? — спросил Жан-Марк.

— Нет, мне отлично!

Жильбер отошел от них подальше, как бы подчеркивая, что он знать не знает этой девушки. На нем было темно-синее, похожее на морской бушлат короткое пальто, и в нем он казался одетым в форменную одежду учеником колледжа, который вышел на прогулку в город. На шее Жильбера пузырился темно-красный шелковый шарф, отсвет которого, падая на лицо, окрашивал крылья носа в розовый цвет. Засунув руки в карманы, Жильбер шел по галерее, время от времени останавливаясь перед какой-нибудь картиной. Придирчиво и недоброжелательно осмотрев полотно, он выносил ему нелестный приговор и продолжал свой путь. Отстав, Жан-Марк и Валери нагнали Жильбера в голландском зале перед «Вирсавией» Рембрандта.

— Вот это уже лучше, — важно произнес он. — По крайней мере, Рембрандт ничего не приукрашивает на потребу публике. — Жестоко, но честно и прямо…

— Да, но эта женщина со своими желтыми телесами просто безобразна! — воскликнула Валери.

— Зато она настоящая! — раздраженно бросил Жильбер.