Крушение

В действительности же, во время беседы с Хемнолини Онноду-бабу не раз соблазняла наполненная до краев чашка чая, но теперь он не мог неожиданно встать и уйти. После стольких дней Хемнолини, наконец, откровенна с ним; он не помнил, чтобы когда-нибудь раньше они беседовали так задушевно и серьезно, как сегодня, здесь, на тихой крыше дома. Если прервать сейчас этот разговор, потом его не продолжишь: помешаешь ему, — и он умчится, как вспугнутая лань. Поэтому сегодня Оннода-бабу не поддался своему желанию.

Хемнолини не верила, что отец решил лечиться от бессонницы, отказываясь от чая.

— Идем, отец, пить чай — предложила она.

Оннода-бабу тотчас позабыл о своей бессоннице и торопливыми шагами направился к чайному столу.

Войдя в комнату, Оннода-бабу сразу же увидел Окхоя и встревожился: «Только Хем как будто немного успокоилась, а увидит Окхоя и снова разволнуется, — подумал он. — Но теперь уж ничего не поделаешь». Вслед за ним вошла и Хемнолини. Увидев ее, Окхой тотчас же вскочил.

— Джоген, — сказал он, — я пойду.

— Куда вы, Окхой-бабу, у вас разве есть какие-нибудь дела? Выпейте с нами чашку чая, — остановила его Хемнолини.

Все присутствующие были поражены такой приветливостью Хемнолини. Окхой снова уселся, заметив при этом:

— В ваше отсутствие я уже выпил две чашки, но если вы настаиваете, с удовольствием выпью еще.

— Вас никогда не приходилось упрашивать, когда дело касалось чая, — рассмеялась Хемнолини.

— Уж таким создал меня всевышний, я никогда не отказываюсь от хороших вещей, если в этом нет особой необходимости.

— Благословляю тебя, чтобы и хорошие вещи, помня об этом твоем качестве, не отворачивались от тебя без всякой видимой на то причины, — заметил Джоген.

Наконец, после долгого перерыва, за чайным столом Онноды-бабу вновь шла непринужденная беседа. Обычно Хемнолини смеялась негромко, но сегодня взрывы ее смеха временами покрывали голоса разговаривающих.

— Окхой-бабу совершил предательство, отец, — сказала она шутя. — Он так давно не принимал твоих пилюль, но, несмотря на это, хорошо себя чувствует. Из уважения к тебе, отец, у него должна хоть голова разболеться.

Оннода-бабу счастливо рассмеялся. Интерес близких к его коробочке с пилюлями он считал признаком восстановления благополучия в семье, и словно тяжесть свалилась с его сердца.

— Я знаю, вы просто хотите поколебать стойкость этого человека, — заметил он. — Отряд приверженцев моих пилюль состоит из одного Окхоя, но и его вы собираетесь отнять у меня!

— Не беспокойтесь, Оннода-бабу, — ответил на это Окхой, — меня изменить трудно!

— Значит, ты как фальшивая монета: захочешь ее разменять — угодишь в полицию, — добавил Джогендро.

Эти веселые шутки за столом Онноды-бабу разогнали, наконец, мрачное настроение последних дней.

Сегодняшнее чаепитие затянулось бы надолго, если бы Хемнолини не собралась уйти под тем предлогом, что ей пора делать прическу. Окхой тоже вспомнил о каком-то срочном деле и быстро ушел.

— Отец, — сказал тогда Джогендро, — немедленно делай приготовления к свадьбе Хемнолини.

Оннода-бабу удивленно посмотрел на него.

— Знаешь, — продолжал Джогендро, — в обществе много сплетничают относительно ее разрыва с Ромешем, со многими я затеваю ссоры из-за этого. Если бы я только мог открыть им всю правду, незачем было бы и ссориться. Но из-за Хем я рта не могу раскрыть — вот и приходится расправляться кулаками. Тут как-то пришлось проучить Окхила, — я услышал, как он болтает всякую ерунду. А если выдать Хем замуж, все прекратится, и мне не придется с утра до вечера, засучив рукава, поучать весь свет. Послушай меня, не медли больше.

— Но за кого же ее выдать, Джоген?

— У нас есть только один человек. После всей этой истории, после разговоров, которые уже начались, невозможно найти для нее хорошего жениха. Остался один только бедняга Окхой, его ничем не смутишь: скажешь ему пилюли глотать — проглотит, жениться попросишь — женится!

— Ты с ума сошел, Джоген. Да разве Хем согласится выйти за него замуж?

— Если ты не будешь мешать мне, я берусь добиться ее согласия.

— Нет, нет, Джоген! — испуганно воскликнул Оннода-бабу. — Ты не знаешь Хем. Запугиванием, принуждением ты только оттолкнешь ее. Дай ей еще несколько дней, пусть успокоится. Бедняжка, она столько уже пережила. А со свадьбой некуда торопиться.

— Да я ее не огорчу, все дело можно будет уладить очень осторожно и легко, не причинив ей никаких страданий. Неужели вы думаете, что я умею только скандалить?

Джогендро был человек нетерпеливый. В тот же вечер, едва Хемнолини, причесав волосы, вышла из своей комнаты, он окликнул ее:

— Хем, мне надо поговорить с тобой.

Сердце Хемнолини дрогнуло. Она медленно последовала за ним в гостиную и села на стул.

— Ты не замечаешь, как ухудшилось здоровье отца, Хем? — начал Джогендро.

Тень беспокойства пробежала по ее лицу, но она ничего не ответила.

— Я хочу сказать, что если не принять срочных мер, отец может серьезно заболеть.

Хемнолини поняла, что ответственность за болезнь отца целиком возлагается на нее. Она низко опустила голову и стала перебирать край своего сари.