Крупным планом

Пришлось возразить: дело даже не в том, что один — Поэт, а другой — педераст и содержанец барона де Г еккерена. А в том, что Дантес был марионеткой в умелых и враждебных Поэту руках. И судьба жестоко наказала его: Леония, младшая дочь Дантеса, живя во Франции, самостоятельно выучила русский язык, прочитала всего Пушкина и, узнав о его смерти от руки отца, сошла с ума. А папочка, чтобы не видеть вечного дочкиного укора, отправил её в сумасшедший дом, где, проведя двадцать лет, она покончила с собой.

Людмила Николаевна опустила глаза:

— Я этого не знала.

— Теперь знаете. Как знаете и то, что пэров было великое множество, а Пушкин на весь мир один. Да и знаем мы этого пэра только потому, что он убийца.

Людмила Николаевна пожала плечиком, будто от холода, и отошла к своему столу. Боюсь, что теперь она будет переживать не только за Пушкина, но и за его племянницу.

Зашёл к Л. Салтыковой — узнать, придет ли на завтрашний секретариат Михалков. Да, он здоров, придёт. Ей при мне позвонили, что-то сказали о публикации в свежем номере «ЛГ». Оказалось, Ларионов и его сторонники, создающие параллельную организацию, призванную вытеснить МСПС, опубликовали в «Ладе» свою поздравительную телеграмму Александру Лукашенко.

Мы попросили принести газету. Прочитав телеграмму, я сказал:

— Незачем так волноваться. Дело частное, они поставили только свои фамилии, так что МСПС тут ни при чём.

23 марта. Утро. Разминка в Крылатских Холмах. Солнце. Синие густые тени. Нет ветра. Лепота! Холмы чем-то схожи с широко раскинувшейся обнажённой женщиной — та же белизна, та же нежность, то же ожидание тепла. Комфортный морозец 5–7 градусов. Однажды в Ленинграде, в Книжной лавке писателей взял в руки книгу, кажется, француженки. Открыл первую страницу и прочитал: «Был январь. В Париже стоял страшный семиградусный мороз.» Теперь жалею, что не купил.

Заседание секретариата открыл Сергей Михалков:

— Есть группа наших противников: Бондарев, Ларионов, Облог, Орлов. Троих последних Московская городская писательская организация исключила из Союза писателей России за жульничество. Но они продолжают свою разрушительную деятельность. Им необходимо противостоять. Мы уже выиграли несколько судов, но этого мало. Нужно активнее заниматься проблемой сохранения и укрепления нашего Союза.

И попросил Феликса Кузнецова огласить повестку дня. В неё вошли вопросы: о форуме творческой и научной интеллигенции в Москве, который в апреле проводит Администрация Президента и Министерство культуры; о положении в издательстве «Советский писатель»; о судьбе Шолоховской премии.

Всё интересно, со страстями. Одно печально — писатели или не понимают, или, понимая, не говорят, что власти специально «опустили» нас, дали на растерзание бандитам, пока у нас остаётся хоть что-то от полученного и приумноженного в советские годы имущества. Без сомнения, всё это заберут и передадут «новым», своим. А когда обдерут как липку, потом что-нибудь дадут, но уже «своё», от себя. Облагодетельствуют.

Вспоминаю 94-й или 95-й год. Заседание Координационного совета творческих Союзов Петербурга в зале Ленинградского отделения Союза художников. Долго ждали приезда тогдашнего мэра А. Собчака — он задерживался с проводами какой-то делегации в Москву. Но вот приехал, привёз с собой двух вице-губернаторов: Владимира Петровича Яковлева — по культуре — и Михаила Владиславовича Маневича — по управлению городским имуществом. И с ходу решил обрадовать руководителей творческих союзов: дескать, мы передаём в ваше пользование помещения, которые вы занимаете. Прошелестели аплодисменты.

Я, быть может, потому, что Дом писателей сгорел, не выдержал:

— Анатолий Александрович, никаких наших помещений вы нам передать не можете. Вы можете их только отнять, как отняли у нас Дом писателя, отказавшись восстанавливать его после пожара.

— Почему? — спросил Собчак.

— Потому что все наши помещения, в том числе дворцы и особняки, которые занимают творческие союзы, передала нам советская власть ещё в 30-е годы. То есть тогда, когда вы ещё не родились.

В зале раздались смешки.

— Да где ваша советская власть? — воскликнул Собчак. — И власть ли она, если мы её, как пыль, смахнули своею властною рукой? А мы власть, и мы передаём.

Раздались аплодисменты. Громче всех аплодировал вице-губернатор по культуре Яковлев. При этом Маневич словно бы не участвовал в разговоре, задумчиво разглядывал картину, на которой изображён зимний пейзаж. А после заседания подошёл ко мне.

— Я знаю вашу проблему. В ближайшее время покажем вам несколько помещений и, надеюсь, решим вопрос о Доме писателей. Хотя бы временном.

Так и случилось. Мы посмотрели то, что нам предлагали, и остановились на Большой Конюшенной, 29. (Мы — это Глеб Горышин, Александр Скоков и я). Всё ждал случая поблагодарить Михаила Маневича за эту помощь и не успел — в августе 97-года его застрелили у Невского, когда он ехал на работу.

Теперь же, при Валентине Ивановне Матвиенко, не вылезаем из судов — пытаются отнять.

24 марта. Утром на пробежке. Две вороны на снегу.

— Эй, вороны, чего не поёте, весна ведь?!