Круговерть бытия

Внезапно овраг кончился. Тут было место, поросшее густым кустарником. Я продолжал ломиться прямо через него, как бульдозер, пока не выбился из сил. Тогда я решил передохнуть и обработать раны. Я помочился на ногу и, оторвав еще внизу полосу от рубахи, перевязал ее. Потом сменил повязку на руке. Попробовал, кое-как я мог ей двигать.

Преследователи меня временно потеряли. Они знали, что я нахожусь где-то в этих кустах, но пока не знали где именно. Иногда они стреляли на шорохи, но все это было ближе к краю. Так что всадники, сберегая своих лошадей, меня пока блокировали в этом кустарнике и оставили в покое. Чему я был только рад, перезарядив пистолет.

Где-то через час он мне пригодился. Джигиты откуда-то притащили собак и решили с их помощью меня выкурить. Сразу скажу, что если бы они раздобыли свору, то мне тут же наступил конец. Даже если бы собак было бы на одну больше, мне было бы совсем худо. Но, похоже они заимствовали двух больших сторожевых собак у ближайшего пастуха. Этого туркам в тот момент показалось достаточным.

Когда я услышал лай собак, то приготовился. Вытащил нож из-за голенища и воткнул его рядом в землю. Добавил свежего пороха на полку и терпеливо ждал. Когда среди ветвей мелькнула собачья туша с шерстью дыбом, то я выстрелил - и попал. Раздался жалобный визг, и собака куда-то убежала.

Буквально долей секунды позже из ветвей вынырнул второй пес и набросился на меня. Я всунул ему в пасть массивный пистолет, и превозмогая ужасную боль ударил левой рукой ножом в шею. А потом еще и еще. Рука болела, как будто в ней ковырялись раскаленной кочергой, но эту собаку мне удалось убить.

После этого я поспешил сменить место дислокации. Быстро и молча пробираясь между ветвей кустарника на четвереньках. А мое прежнее местоположение уже обстреливали из ружей. По площадям. Вот чем плох черный порох, так это тем, что противник всегда легко может определить, откуда стреляли.

Но меня там уже не было. Прокладывать дорогу через густые заросли было для меня не в новинку. В детстве много дней и ночей прошло, прежде чем я добился умения и сноровки, которым мог бы позавидовать даже индеец. Пара человек сошла с лошадей и пошла шурудить саблями в том месте, где недавно погиб пастушеский пес. Увиденное заставило их призадуматься.

Я же опять зарядил пистолет и снова готов был встретить гостей пулей. И они это прекрасно понимали, словно я телепортировал свои мысли им в голову при помощи телекинеза. А может они просто трусили. Как бы то ни было, но время шло. А я оставался жив.

Заметно потемнело. Солнце склонилось к закату. Я не спал почти все минувшую ночь, и поэтому незаметно для себя, не смотря на пульсирующую боль в раненой руке и ноге, задремал. Так как меня не выудили, то, очнувшись, я понял, что все это время турецкие джигиты ограничились только блокированием зарослей.

Но оставаться здесь надолго явно не стоило. Следовало подготовиться к новому рывку. Поэтому я снова быстро уснул, провалившись в беспамятство.

В полночь я проснулся. Тишина казалась почти осязаемой; она словно плотным тяжелым одеялом окутала черные заросли. Я не мог различить во мраке ни звездочки, ни ветки или древесного ствола, ни даже собственной руки. Я лежал неподвижно, ожидая, прислушиваясь, уверенный в том, что меня разбудил какой-то странный звук. Обычные голоса ночи в глухих дебрях никогда не тревожили мой покой.

Мое чутье, как у многих опытных беглецов и преследуемых существ, приобрело в процессе тренировки поразительную остроту. Долгий медлительный порыв ветра прошелестел по кустам и замер вдали; осторожные крадущиеся шаги какого-то животного мягко протопали мимо меня в темноте; что-то прошуршало в сухих листьях; издалека доносилось одинокое тявканье шакала. Но ни один из этих звуков не нарушил моего сна.

Внезапно, пронизав тишину, раздался отрывистый лай собаки. Опять! В поясницу словно ударило током. Я мгновенно сел, чувствуя, как холод пробрал меня до мозга костей. Резкое движение острой болью напомнило мне о раненой руке. Затем послышался лай еще нескольких собак, более отдаленный и глухой. Наступившая тишина снова окутала меня, гнетущая и угрожающая, наполненная тревогой. По моему следу собирались пустить собак, и передняя находилась уже довольно близко отсюда.

Я знал, что если свора ищеек или волкодавов окружит меня здесь, в беспросветном мраке, то участь моя мало чем будет отличаться от судьбы оленя, загнанного стаей волков. Надо выметаться!

Вскочив на ноги, готовый бежать изо всех сил, я замер на мгновение, прислушиваясь, чтобы определить направление для своего бегства. Сколько еще до Дуная? Минимум километров 14. Три часа быстрого бега в ночной тишине. Если не сломаю себе ногу. Но в моем незавидном положении и за шесть часов мне туда не добраться. Слишком я сейчас в плохой физической форме. Ран я себе собрал уже целую коллекцию.