Круговерть бытия

До меня донеслось звяканье шпор о стальные стремена и тупой стук о землю сапог спрыгнувшего с седла мужчины. Последовало короткое молчание, прерванное вскоре громким возбужденным восклицанием. Мое укрытие явно обнаружено.

Гори оно огнем! Я больше не медлил ни секунды. Сел, поднял и пришпорил бедного коня и направил его прямо в заросли. С дороги послышались возгласы, крики, затем выстрелы. Пуля свистнула у самого уха; задев за ветку, она понеслась дальше со своеобразным поющим гудением. Выстрелы и близость пролетевшего мимо свинца возбудили во мне живой и горячий протест, возросший до уровня почти неуправляемой страсти.

Я добавил щепоть свежего пороха на полку своего пистолета и тоже выстрелил. Может кого и зацепил, из всадников ломанувших за мной в заросли. По крайне мере, они остановились. Соскочили с седел и начали стрелять в ответ. К сожалению, из ружей.

Когда я снова развернул коня, и в тот же миг грохнул роковой ружейный выстрел. Пуля попала мне в левое предплечье и, как мне показалось, задела кость, потому что рука сразу безвольно повисла, выпустив повод. Испуганная лошадь рванулась вперед. Еще одна пуля просвистела мимо. Затем поворот дороги спас меня от верной гибели. Быстроногий конь, словно ветер, понес меня с длинного пологого холма.

Я не спешил обернуться. Я уже знал, чего следует ожидать. Главной же моей заботой в данную минуту была раненая рука. Я убедился в том, что кость, к счастью, осталась цела, но сама рана, нанесенная мягкой свинцовой пулей, достаточно крупного калибра, была исключительно опасной. Кровь текла из нее струей. Предоставив лошадь на время самой себе, я оторвал рукав и обмотал его вокруг раны и с помощью зубов и здоровой руки туго затянул. Затем я обернулся через плечо назад.

Число моих преследователей заметно прибыло. Всадники подняли целую тучу пыли на дороге, ведущей вниз с холма. Все новые и новые кавалеристы, привлеченные стрельбой, выезжали из-за откоса, где дорога делала поворот. Передовой всадник отстал от меня примерно на двести метров, а остальные вытянулись за ним в цепочку. С первого взгляда мне стало ясно, что это прирожденные наездники, скорые на руку и решительные, с детства привыкшие к седлу и стременам. И лошади были им под стать — быстрые и выносливые; плохих они просто не стали бы держать.

Все одно к одному. Пропадать!

Какое-то время я еще смог выжать немного галопа из своей измученной лошади. У меня был только один план — единственный возможный в данном случае, — и заключался он в том, чтобы успеть достичь речной поймы и попытаться ускользнуть от преследования в густых зарослях ивняка. Километров семнадцать отделяли меня от реки — расстояние не столь уж безнадежное.

Я вскоре заметил, что вражеские кавалеристы понемногу отстают, потому, что не очень понукают лошадей. Для таких наездников столь странное стремление сберечь силы своих скакунов было решительно необычным. Загадочное поведение джигитов заставило меня задуматься; я несколько раз обернулся, чтобы посмотреть, не настигают ли меня преследователи.

Нет; они держались все на том же расстоянии, что настораживало меня и вызывало определенную тревогу. Я терялся в догадках, и единственное объяснение, которое приходило мне в голову, заключалось в том, что раз я не сворачиваю с нужного пути, то и форсировать погоню им нет никакого смысла. Меня куда-то гонят, как дичь на охотников. Знать бы еще куда. Это был вопрос жизни и смерти.

И до темноты еще часа три. Сейчас темнеет поздно...

Прошло полчаса неспешного хода. Моя лошадь того и гляди - падет. Но ей не суждено было умереть своей смертью. Из ближайшей рощицы грянул залп и мой конь тут же свалился, точно громом пораженный. Я не мог запутаться в стременах, так как их просто не было, так же как и седла. Поэтому меня по инерции выбросило вперед и неплохо приложило об землю. Но разлеживаться было некуда. Потому, что я тут торчал - ну прямо как на блюде.

Я вскочил и быстро побежал налево, как напуганный заяц. Раздались еще несколько выстрелов , как спереди так и сзади. Пуля пробила мне голень. Рад бы я сказать, что это была царапина, но это была очень большая царапина, из которой струилась кровь.

Но я уже, ломая бурьян, юркнул в какой-то овраг и скрылся из виду. Я продолжал бежать по дну оврага, стараясь убраться как можно дальше от места засады.

Началась гонка — пыльный, головоломный бег с препятствиями сквозь серые колючие заросли. Я ничего не видел вокруг, ослепленный хлещущими по лицу ветками кустов. Ветер свистел в моих ушах. Шашка в ножнах колотила по левому бедру.

Я утратил ощущение близости погони. Тем не менее, она должна была находиться где-то рядом. Мне показалось, что я слышу новые выстрелы. Откуда стреляют? Но это мог быть всего лишь треск ломающихся сухих веток. Моя левая рука свисала безжизненной плетью, почти беспомощной. Черт знает что, и сбоку бантик.