Это было вполне в духе Шерил. Кто же еще мог заставить меня рассмеяться в такой ситуации? Все следующее утро я провалялась в постели. Я позвонила на работу, сказалась больной – впервые за два года!
– Ты же не думаешь об этом всерьез? – спросила Шерил. И когда я не ответила, добавила: – Или думаешь?
– Сама не знаю.
– Ну теперь я точно позвоню Седрику. Эти люди выкинули тебя, они от тебя отвернулись. Их бы воля, они бы бросили тебя на улице подыхать! Ты моя сестра! И я не хочу, чтобы ты раздавала свои почки направо и налево! А если в один прекрасный день твоя почка понадобится мне? Ты об этом думала? Побереги свою почку для меня! Я тебя люблю! – сказала на прощанье Шерил. И я ответила ей теми же словами.
– Таффи, не делай этого! – с тревогой в голосе попросила она.
Мы закончили разговор, и я начала звонить по номерам, которые мне дала Грейс Ларк, и записалась на прием к врачам нашей больницы, чтобы сдать необходимые анализы. В Южной Дакоте я остановилась у Седрика. Он ветеран войны. Его жена Черил – не Шерил, а Черил через «ч», – выделила мне, пока я жила у них, полотенчики, расшитые симпатичными зверюшками, и крохотные кусочки мыльца, которое она стащила из мотеля. Она мне застилала постель. Все пыталась показать, что целиком и полностью одобряет мое решение, хотя другие члены семьи этого совсем не одобряли. Но Черил – очень набожная христианка, так что ее можно было понять.
Но для меня это решение было не в том плане, чтобы «поступать с другими, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой». Я же сказала, что не терплю боли, и я бы ни на секунду не решилась испытать эту боль, но альтернатива была еще более невыносимой.
Всю свою жизнь, подсознательно, я ждала, что это произойдет. Мой брат-близнец всегда присутствовал рядом со мной – незримо. Он, не сомневаюсь, этого даже не подозревал. Когда соцслужба отняла меня у Бетти и я осталась одна в белой-белой комнате, это ведь он держал меня за руку, сидел рядом и горевал. А встретившись с его матерью, я еще кое-что поняла. В маленьком городе, в конце концов, людям прекрасно было известно, как она поступила, отказавшись от меня. Ей пришлось обратить свою ярость на самое себя, а свой позор – на кого-то другого, на ребенка, которого она выбрала. Она во всем всегда винила Линдена, обращала свою извращенную ненависть на него. Не случайно в ее прикосновении ко мне я ощутила и презрение, и торжество. И я благодарна за то, как все обернулось. До нашего появления на свет мой брат-близнец придавил меня во чреве из чувства сострадания и облагодетельствовал меня, деформировав мое тело ради того, чтобы именно я оказалась спасенышем.
Врачиха-иранка показала мне результаты анализов и провела со мной беседу. Вот что я вам скажу, говорит, вы ему подходите, но я в курсе, что с вами произошло. И хочу вам честно сказать, что в болезни почек Линдена Ларка виноват только он один. Суд вынес против него не один, а целых два запретительных ордера. Еще он пытался покончить с собой, приняв огромную дозу ацетаминофена с аспирином и запив ее алкоголем. Вот почему он сидит на диализе. Думаю, вы должны все это учесть, когда будете принимать окончательное решение.
В тот же день я приехала к брату в больницу, села рядом, а он говорит:
– Не надо тебе этого делать! Нечего корчить из себя Иисуса.
– Я все про тебя знаю. И я неверующая.
– Как интересно! – Линден внимательно оглядел меня и говорит: – А мы и правда совсем не похожи!
Я поняла, что это не комплимент, потому что он был такой симпатичный. Я подумала, что ему достались не только самые красивые черты лица матери, но еще и ее лживые глаза, и акулий оскал. Он обвел глазами палату. И все кусал губы, подсвистывал, просовывал скрученное одеяло между пальцев.
– Ты тоже разносишь почту? – спросил он.
– Я в основном сижу за окошком в отделении.
– У меня был классный маршрут, – продолжал он, зевая. – Я мог обойти все дома с закрытым и глазами. Каждое Рождество люди дарили мне открытки, деньги, печенье, такие вот делали рождественские подарки. Я все про них знал, про их привычки – все до мельчайших деталей. Я мог бы совершить идеальное преступление, представляешь!
Это меня ошарашило. Я никак не отреагировала.
Линден поджал губы и опустил взгляд.
– Ты женат? – спросила я.
– Не-а… Девчонка, правда, есть. – Он это произнес таким жалостливым тоном, словно хотел сказать: «Бедный я, бедный». – Но моя девчонка в последнее время меня избегает, потому что один высокопоставленный государственный чиновник платит ей хорошие бабки, чтобы она с ним встречалась. Компенсация за ее услуги. Понимаешь, о чем я?