Круги в пустоте

– Благодарю, любезный. Не требуется. От меня, знаешь ли, сбежать сложно, а дома я подберу паршивцу соответствующую сбрую. Ну что, мальчик, – положил он руку на плечо Митьке, – пойдем.

И они пошли – вдаль от досок площадки, от сарая, от напряженно глядевшего им вслед купца Айгъю-Хоу.

Тошнило, и, несмотря на жару, плясали по коже мурашки. Глухо, мутно ныло в голове, и вертелись там рваные позавчерашние картинки.

2

Как все было классно! Меньше недели оставалось до летних каникул, до избавления от нудной тягомотины. Домашние задания, сменная обувь, записи в дневнике, и конечно, уроки, уроки… Митька не то чтобы очень уж ботанил, до института еще целых три года, но все-таки напрягаться приходилось.

Во-первых, классная Галина Ивановна, в просторечии Глина. Вреднее и дотошнее ее, наверное, во всей Москве не найти. Нет чтобы сам живешь – давай другому. Типичный “совок”. Во все ей нужно сунуть свой остренький птичий носик – кто какой урок прогулял, вовремя ли из журнала выставлено в дневник, на месте ли дежурные. И ведет она не какую-нибудь занюханную биологию, а русский. Это значит – каждый день уроки, и она все домашки проверяет, почище налоговой полиции роет, кто где какую запятую пропустил.

Во-вторых, мама. Тоже плешь проела, учись, учись, ты что, как отец хочешь? Можно подумать, отец намылил лыжи в другую семью из-за своих доисторических школьных двоек. Но мама все ноет и ноет, и чуть что, звонит Глине, контролирует. Митька порой от ее нытья бесился и хлопал дверью, обещая уйти навсегда к ядреной фене.

Но к ядреной фене не получалось, потому что уже к вечеру мама начинала обзванивать всех одноклассников и вообще друзей (Митька подозревал, что она в свое время добралась до его записной книжки). Затем наступала очередь милиции, больниц, моргов. Что еще взять с человека, чье любимое чтение – раздел криминальной хроники в газетах? Нет, конечно, если бы не ее сердце… Но сердце и в самом деле было, за карвалол она хваталась не для понта.

Приходилось возвращаться, хотя, конечно, были кадры, у которых без напрягов можно прокантоваться и неделю, и месяц. Да, прокантоваться, а потом? Вернуться и обнаружить ее в больнице? Или… Про “или” не хотелось и думать, и потому он, прошвырнувшись по городу, к ночи возвращался домой, хмурый и неприступный. Молча слушал мамины причитания, жалобы в пространство – про “отсутствие суровой мужской руки”, про “наклонную плоскость”, по которой он катится с ускорением в несколько “g”, про свою совершенно необъяснимую черствость и безответственность, про две работы, на которых она с утра до ночи крутится ради неблагодарного обормота. Молча ел на кухне остывший ужин (“ты уже достаточно большой, чтобы разогреть самостоятельно”), молча ложился – до телевизора в такие дни его не допускали, а скандалить уже не оставалось ни сил, ни желания.

Потом опять же, обещанный компьютер. Это был серьезный стимул, хотя Митька и понимал, как мала вероятность – с его стороны требовалось “закончить год без троек”, а это все равно что на Эверест подняться в домашних тапочках. Глина выше тройки ему принципиально ничего в году не выставит, он ее и впрямь достал. Потом химик, желчный и ядовитый, как и все его реактивы. Четверка тут вряд ли обломится. С физикой и географией та же хрень. Но вдруг? Им ведь тоже процент успеваемости нужен, Митька знал, слышал ихние разговоры.

Так что шансы были, невеликие, но были. Хотя порой ему и хотелось махнуть на все рукой и покатиться вниз, с ледяной горки, по той самой “наклонной плоскости”, как вот, например, Лешка Соколов, позор школы и по совместительству ее же гроза. Вот живет же человек в полный рост, оттягивается не по-детски, ловит с жизни кайф, и плевать ему на все эти двойки, записи, звонки родителям. Впрочем, его предкам уже и не звонят – убедились, что без толку, старшим Соколовым тоже все поровну. Хотя по жизни Лешка вполне нормальный пацан, юморной, а что на институты ему начхать, так, может, и в самом деле оно нафиг? От армии, конечно, отмазка, но опять же не всюду, да и платить надо, зачеты всякие, курсовики. Сосед Миха, второкурсник энергетического, про эти дела рассказывал в подробностях и картинках. Может, и вправду лучше два года отпахать, зато потом жить как белые люди?

Но не хотелось забивать голову тухлым. Вокруг было кипение зелени, буйство красок и запахов, солнце жарило совсем по-летнему, так что и джинсовая куртка оказалась лишней, он снял ее, кинул на плечо. Рядом были друзья, надежные, проверенные – Илюха Комаров, Санька Баруздин, такие же, как и он, ветераны “8-б”, и звучала отовсюду музыка, где-то в отдалении крутились аттракционы, визжали в радостном ужасе мелкие дети, а пиво “Балтика” приятно размягчало мир, делало его каким-то более плавным, более правильным. Внутри у каждого плескалось уже по бутылке.