Круги судьбы

Толпа опять громко закричала, и Кэти обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как пика пикадора воткнулась в плечо быка, как раз в толстую мышцу у основания шеи. Разъяренный бык бросился на лошадь, но его рога не смогли пробить ее защитные доспехи. Второй пикадор тоже вступил в дело, чтобы ослабить могучие шейные мышцы животного. Можно было сказать, что сейчас испытывалась отвага быка и теперь должна была начаться вторая половина боя.

Вышел первый бандерильеро, чтобы воткнуть в плечи быка бандерильи, украшенные цветной бумагой; он делал аккуратные шажки в стороны, уклоняясь от рогов. Бандерильеро стремился ослабить шейные мускулы быка еще больше, заставляя его наклонять голову ниже и ниже, в то же время раздразнивая его и готовя цель для шпаги матадора.

Наконец все было готово к последней части боя. Матадор посвятил быка президенту ринга. Его возлюбленная, если таковая вообще имелась, на сей раз не присутствовала, иначе он бы посвятил быка ей. Матадор поменял плащ на меньший, и этот был стянут тонким шнуром, называемым мулетой.

Все замерли в нетерпении. Кэти казалось, что в ее груди — раскаленная печь и дыхание обжигает ей горло.

— Вот увидите, он сделает семь пассов! — в возбуждении прошептала она Эдварду.

Семь раз бык кидался вперед и семь раз утыкался в красный плащ. Он был столь же разъярен, сколь восторжена была толпа. Разъярен, озадачен, ослаблен и встревожен. Настало время смертельного удара.

— Убить быка! — ревела толпа в крайнем возбуждении. — Muerte![4]

Это был самый напряженный момент. Чтобы убить быка, матадор должен был, подавшись вперед, встать между рогов. Он оказывался совершенно беззащитным, потому что не был уверен, что бык вдруг не поднимет или не повернет голову. В этот момент одна отвага служила ему защитой.

Шпага погрузилась в могучее тело, найдя верную точку между лопатками быка. Это был отличный чистый удар. Бык вздрогнул и начал падать. Поклон матадора толпе был несколько поспешен, потому что уже умирающий бык еще не опустился на колени. Послышались крики и ахи, когда бык, последний раз мотнув рогами, до крови оцарапал ладонь матадора.

Матадор гордо вытер ее. Нельзя работать так близко от рогов и не получать ран.

— Ничего, — обратился он толпе. — Простая царапина!

Для простой раны кровотечение было слишком сильным, хотя некоторые поверхностные повреждения кровоточат иногда очень сильно. Конечно, если бы была задета кость, матадор не выглядел бы столь бодрым. Но вот кровотечение уняли благодаря наложенной повязке, и рука тут же вскинулась в небо в жесте несколько преувеличенного торжества.

Кэти повела глазами и встретила взгляд Эдварда, несколько расслабленный от облегчения и радости.

— Президент ринга теперь наградит матадора ухом быка! — уверенно сказала Кэти. — А может быть, он решит, что бой был исключительный, и отдаст ему оба уха. Эй! Ты в порядке?

— Да, — ответил Эдвард. Но когда он поднялся и пошел, то слегка покачивался, как пьяный, и лицо его позеленело.

— Где Эдвард? — Это было первое, о чем спросила Анита.

— Отдыхает. — Кэти подавила смешок. — Не переживай. Мы встретили Клода Перримана, это мой босс, помнишь, я тебе говорила? — Как будто Анита могла забыть! — Он отвез Эдварда к себе, чтобы тот немного полежал. К параду он отдохнет и придет в себя.

— Эдвард никогда не болеет, — встревожилась Анита. — Что с ним стряслось?

— Это его первая коррида. Со многими такое случается. Ну, давай одеваться. Очень хочу показать тебе свой костюм.

Он оказался бледно-зеленого цвета, с высокой талией и низким вырезом. В ложбинке между грудей покоилась жемчужина на цепочке. Свои рыжие волосы Кэти зачесала высоко, как и подобало императрице Жозефине. От этого ее шея, казалось, стала длиннее, руки и талия тоньше, а жемчужина, словно магнит, притягивала взгляды к ее великолепной груди.

— Ну как? — спросила Кэти, оглядывая себя.

— Восхитительно! Застегни мне «молнию», — попросила Анита, — и помоги надеть украшения.

Кэти уверила Аниту, что та выглядит очень изысканно; это подтверждало и большое зеркало — элегантное платье длиной до лодыжки, которое дала ей Кэти, очень шло к юному гибкому телу Аниты. Ее глаза, искусно подкрашенные, терялись в таинственной загадочной темноте, а браслеты на ногах сияли и позвякивали при малейшем движении.