Просевший же холм доказывал: время никого не щадит. Время отбирает воспоминания безжалостно, словно палач равнодушно рубит голову с плеч. Безвозвратно. Мара больше не ходила за мной по вечерам, и я научилась сама возвращаться домой. Впервые назвала избу у погоста домом. Я еще раз произнесла это слово. С тревогой мелькнула мысль, что я не смогу гостить здесь вечно. Когда-то же придется уйти.
Я не имела представления, куда могла бы отправиться. Мое место было рядом с
Я сбивчиво посчитала в уме. День весеннего равноденствия давно позади. Значит ли это, что скоро мне намекнут уйти и жить своей жизнью дальше? Они прогонят меня? Я боялась думать об этом и не находила смелости спросить прямо у Мары и Калена, сколько еще могу оставаться у них. Они молчали, и я, в свою очередь, трусливо избегала этой темы, хотя неизвестность была мучительной.
Еще через одну луну Мара удивила нас. Это случилось поздно вечером, когда Кален пил травяной отвар и смотрел в окно, думая о чём-то своем. Я лежала на скамье и наблюдала за Марой, разводившей в печи огонь.
И тут она сделала нечто поразившее даже меня. Отдернув руку, она проворчала
Мара повернулась, безошибочно находя незрячими глазами Калена, и я увидела в уголке ее губ озорную ухмылку. Они замерли – девушка с хитрым выражением на лице, а парень – в недоумении приподняв брови. Я зажмурилась, не желая смотреть на их молчаливый диалог. Это просто нечестно. Она даже не может видеть его, но они всё равно делают это довольно часто. Застывают напротив друг друга, даже не касаясь. Разговаривая без слов. Это было настолько
Кален хмыкнул. Мара залилась звонким смехом, заставив меня широко раскрыть глаза. Она хохотала, закинув голову, Кален сдержанно смеялся в ответ, и вдруг… левая часть моих губ поползла вверх, растягивая лицо в ставшую непривычной улыбку. Это натяжение мышц и всего тела было слабым, но всё же достаточным, чтобы края моей рваной раны, затянувшейся бурой коркой боли, лопнули – освобождая следом за смешком всхлип, а потом еще и еще. Через несколько мгновений я тряслась и рыдала, а Мара сжимала меня маленькими руками в
9. Год 43 от Великого Раскола
Теперь я плакала почти постоянно. Любое событие, даже самое незначительное, вызывало бурю эмоций и потоки слез. Они лились, лились, лились. Казалось, это не прекратится никогда. Опухшими глазами я наблюдала за пробивающейся молодой травой на моем любимом месте погоста. Я рвала пучки и топтала. А после снова рыдала, уткнувшись лицом в холм, который и холмом теперь было не назвать. Земля стала ровной и почти вся зазеленела молодыми побегами. Но я знала, что
– Если ты будешь рвать траву, лето не передумает, – осторожно заметила работающая рядом Мара. Она рыхлила мотыгой землю, потому что хотела что-то посадить здесь. Цветы.
– Проклятье! Ты ведь слепая! Ты не должна вытворять эти штуки, – я все-таки вырвала еще один пучок травы и отшвырнула подальше.
– Проклятая слепая, – с удовольствием повторила девушка, ей ужасно нравились ругательные слова.
– Так Кален собирается меня выгнать? – я постаралась задать давно мучивший вопрос спокойно.
– Почему тебя должен выгнать Кален? – Мара бросила мотыгу и, подойдя ко мне вплотную, уселась рядом. Она толкнула меня плечом в плечо, выражая поддержку. –
– Да, извини, – торопливо пробормотала я. Теперь меня затопило смущение.
– Тем более ты – моя первая и единственная подруга, – засмеялась она. – У меня никогда не было друзей, кроме Калена.
– Не думаю, что вас можно назвать друзьями, – поправила я. Она была странной. Неужели не понимала разницы?
– Да, да, не друзьями, – смешалась Мара. – Ты и Кален – это разное… разное.
– Это потому что вы пара, понимаешь, как… как муж и жена, – выдавила я.
– Муж и жена, – повторила она, и в ее голосе появились теплые нотки, почти запретные. – Муж и жена.