Круг

У Серваса разболелся желудок. Он не признался дочери, что и сам терзается этим вопросом. Неизбежно наступит момент, когда с Марго снимут наблюдение. Что тогда произойдет? Как он обеспечит безопасность дочери, чтобы спокойно спать по ночам?

— Ты должна быть очень осторожна и внимательна, — продолжил он. — Если увидишь, что кто-то бродит вокруг лицея, или получишь странное сообщение на свой компьютер, сразу сообщи Венсану. Ты хорошо его знаешь, вы друг друга понимаете. Он тебя выслушает.

Она кивнула, вспомнив, как накануне вечером они с Самирой пили пиво, смеялись и болтали.

— Но причин беспокоиться нет, это всего лишь мера предосторожности, — повторил Сервас.

«Наш разговор похож на диалог из фильма, — подумал он. — Банальный текст из очень плохого фильма. Или из дешевого сериала, где кровь льется рекой». Мартен с трудом справлялся с нервами. Может, дело в грозе, которая все никак не разразится?

— Ты принесла то, что я просил?

Марго сунула руку в полотняную котомку цвета хаки и достала пачку рукописных листочков с загнутыми краями.

— Не понимаю, зачем они тебе? — бросила она, подтолкнув листки через стол. — Хочешь оценить мою работу или как?

Мартен хорошо знал этот вызывающий взгляд черных глаз и улыбнулся, успокаивая дочь.

— Даю слово, что ничего не стану читать. Меня интересуют ремарки на полях. Только они. — Марго нахмурилась, и он поспешил добавить: — Я потом тебе все объясню.

Он сложил бумажки и сунул их в карман куртки.

Был четверг, 13.30 дня. Кашалот услаждался улитками под чесночным соусом, когда министр вошел в один из двух (меньший) частных салонов «Тетки Маргариты», ресторана на улице де Бургонь, что в двух шагах от Национального собрания. Сенатор неторопливо вытер губы и только после этого соблаговолил обратить внимание на вновь пришедшего.

— Итак?

— Лаказа задержат, — объявил министр. — Следователь попросит лишить его депутатской неприкосновенности.

— Это мне известно, — холодно произнес Девенкур. — Вопрос в другом: как получилось, что чертов придурок прокурор не сумел этому помешать?

— Он был бессилен. Учитывая обстоятельства дела, следователи не могли действовать иначе… Я поражен тем, что Сюзанна выложила все полиции! Она заявила, что Поль солгал о том, где был. Не думал, что она способна…

Министр выглядел очень удрученным.

— Неужели? — язвительно поинтересовался Кашалот. — А чего вы ожидали? У этой женщины рак на терминальной стадии; ее предали, выставили на посмешище, унизили… Лично я готов ей аплодировать. Маленький говнюк получил по заслугам.

Министр почувствовал гнев. Кашалот сорок лет платит шлюхам, а теперь — нате вам! — резонерствует, моралист хренов!

— Звучит красиво — из ваших уст.

Сенатор поднес к губам бокал с белым вином.

— Вы намекаете на мои аппетиты? — спокойно поинтересовался он. — Между мной и Лаказом огромная разница. Сказать, в чем она заключается? В любви… Я люблю Катрин, как в первый день знакомства. Я восхищаюсь моей женой и бесконечно ей предан. Шлюхи — мера гигиены. И Катрин это известно. Мы больше двадцати лет спим в разных спальнях. Как этот болван мог вообразить, что Сюзанна простит его? Такая женщина, как она… гордая… с характером… Исключительная женщина. Хочет таскаться по чужим постелям? На здоровье! Но влюбиться в эту…

Министр счел за лучшее сменить тему.

— Что будем делать?

— Где был Лаказ в тот вечер? Хоть вам-то он признался?

— Нет. И отказался говорить со следователем. Его поведение лишено смысла! Он тронулся умом и ни с кем не желает это обсуждать.

На сей раз Кашалот искренне удивился. Он оторвался от созерцания еды и взглянул на министра.

— Полагаете, он ее убил?

— Не знаю, что и думать… но он все больше напоминает виновного. Боже, пресса будет счастлива!

— Избавьтесь от него, — приказал Кашалот.

— Что?

— Дистанцируйтесь от Лаказа. Пока не поздно. Выкажите минимум корпоративной солидарности в общении с журналистами, напомните о презумпции невиновности, независимости судебной системы… Не мне вас учить. Но обязательно скажите, что неприкасаемых в нашей стране нет… Все поймут. Козел отпущения необходим в любой ситуации. Наш любимый народ подобен древним иудеям — обожает козлов отпущения. Лаказа принесут в жертву на медийном алтаре, пресса его уничтожит и на какое-то время успокоится. Добропорядочные мужи исполнят привычные номера на телевидении, толпа будет улюлюкать и требовать крови. Кто знает, возможно, завтра та же участь ждет вас. Или меня… Принесите его в жертву. Сейчас. Немедленно.

— У него было блестящее будущее, — не поднимая глаз от тарелки, промолвил министр.

— Пусть упокоится с миром, — ответил Кашалот и наколол на вилочку очередную улитку. — Будете сегодня вечером смотреть матч? Нас может спасти одно — выигрыш чемпионата мира. Но это так же нереально, как мечтать о победе на следующих выборах…