Кровавый жемчуг

Собственно говоря, не один Данилка был в этом повинен, а еще и погода. Накануне шли дожди, и именно эта часть дороги настолько раскисла, что пускать коней машистой рысью или наметом было опасно – поскользнувшись, и конь через голову перевернется, и всаднику достанется. Вот и ехали грунью, а это ненамного быстрее простого шага.

– А не спрямить ли? – посоветовал Данилка.

– Куда тебе спрямить? И так дорога – словно стрела.

– Неужто никак нельзя? И тропинки в лесу посуше!

– А налетчики?

– Нешто они в такое время промышляют? – удивился парень.

– В утреннее-то? – Тимофей задумчиво поглядел на небо, определил положение солнца и решил: – Ин ладно, будь по-твоему! Знаю я тут одну дорожку. Кое-где придется, правда, наобум Лазаря ехать, ну да выберемся. Ясный день все же, любое дерево путь подскажет.

– Дерево? – Данилка вылупил круглые черные глазищи.

– Не знаешь? Мхом-то ствол больше с севера обрастает, а нам к югу править надо. Вот и не заблудимся.

Вскоре они свернули с наезженного пути и, сверяясь с солнцем, двинулись тропами.

Данилка впервые в жизни ехал лесом, и все ему было в диковинку. Он, сколько мог (а главным образом – сколько позволял Голован), вертелся в седле, задирал голову, пытаясь разглядеть вершины деревьев, и каждый птичий крик его озадачивал. Он не разбирал этих голосов и признал лишь сороку, которая затрещала совсем близко.

– Предупреждает кого-то, – бросил ему через плечо Тимофей. – Эх, зря я тебя послушался!

Пытаясь понять, где засела вредная птица, Данилка, в который уж раз, поднял голову.

Глаза в глаза из листвы смотрел на него медведь.

Парень ахнул, невольно рванул на себя повод и окаменел. Но зверь не трогался с места. Так и замер, глядя на Данилку внимательно и строго.

Данилка перевел дух.

– Ишь ты! Харя! – восхищенно сказал он. – Кто ж тебя, харя ты медвежья, к дереву-то привязал?

И точно – искусной резьбы морда была прилажена к стволу, чуть ли не врублена в него, на такой высоте, чтобы конному и то голову малость задрать, на нее глядя.

– Ты с кем это беседуешь? – крикнул успевший отъехать довольно далеко Тимофей. – Догоняй живо!

Данилка повернулся на голос и увидел за ветвями лишь рыжеватое впрожелт пятнышко – круп Лихого. Зеленый выгоревший зипун Озорного словно растворился в листве.

– Скачи сюда, Тимоша! Тут такое диво! – позвал товарища Данилка.

Недовольный Тимофей подъехал, увидел медвежью харю и почесал в затылке.

– Зачем это, Тимош?

– Зачем? – Тимофей огляделся по сторонам. – Ага… Глядит та харя на восход… Почти… Знак это какой-то, Данила. Может, тут клад поблизости зарыт. Разбойники-то свое добро под землю прячут и знаки оставляют. Поедем-ка прочь. Недосуг нам клады искать.

– На восток, говоришь? – Данилка повернул голову так, чтобы смотреть примерно оттуда же, откуда и медвежья харя. – Гляди – просвет меж деревьев! Только в этом месте он такой и есть!

– И что же?

– Давай поедем, поглядим!

– Ты сдурел? – строго спросил Тимофей. – И так из-за твоих репьев сколько проваландались!

Данилка настолько был увлечен своей затеей, что направил Голована в просвет меж деревьев.

Тимофеевы строгости его не больно пугали. Озорной был громогласен, грозен, суров, строг, да незлобив. Вот Желвак – другое дело. В Желваке порой удивительное злоехидство прорезалось, так словом припечатает – только держись… Желвака Данилка побаивался.

В полусотне шагов оказалась поляна. И всем бы она была хороша, и цветами богата, и, надо полагать, земляникой, да только встал Голован и головой мотнул, что, очевидно, означало – не пойду, и не проси!

– Ты чего там учуял, подлец? – спросил его Данилка.

Конь попятился.

Глазастый парень стал внимательно оглядывать поляну и увидел в зелени сероватую проплешину. Недоумевая, что бы это такое могло быть, он направил к проплешине Голована, однако именно она-то и не понравилась бахмату.

– Кончай дурью маяться! – заорал издали Озорной. – Кой черт тебя, обалдуя, туда тащит? Оставлю вот одного в лесу – выбирайся, как знаешь!

– У меня Голован дурит! – крикнул в ответ Данилка. – Встал – и ни с места.

– Погоди! Сейчас я его поучу, да и тебе достанется!

Тимофей на Лихом подъехал и посмотрел туда, куда показал пальцем Данилка.

– Гляди-ка, и Лихому тут не по себе. Ну-ка, поглядим…

Он соскочил с коня, отдал поводья Данилке и, выше колена в траве, зашагал к сероватой проплешине.

– Ну, ясное дело! Покойник тут!

– Кто?

– Да покойник же! Лежит спиной кверху. В спину ножом и ударили. Попробуй только слезть! Упустишь коней – на тебе верхом до самого Коломенского поскачу!

– Что делать будем, Тимоша? – спросил совсем растерянный Данилка.

Озорной, не отвечая, присел на корточки и попытался заглянуть мертвому в лицо. Вдруг он решительно взял тело за плечо и приподнял.

– Господи Иисусе! Да это ж Терентий Горбов!

– Знакомец?

– Знакомец…

Тимофей бережно опустил тело и выпрямился.

– Тут его оставлять негоже. Зверье обгрызет. А как везти – ума не приложу. Завернуть же не во что!

– А коли зверье еще не тронуло – стало быть, его совсем недавно?…

– Выходит, что так.