Кровавый Дунай

— Priatelia Jiri sú moji priatelia![5]

Савушкин в очередной раз поразился схожести славянских языков. Все же очевидная глупость — специально учить словацкий или польский, достаточно пожить в Словакии или Польше пару-тройку недель… Жаль, но уже завтра благодатные славянские земли останутся далеко позади. Вокруг будут одни венгры — говорящие на такой жуткой абракадабре, что ни в сказке сказать, ни пером описать…

Следующий час у них ушёл на смену обмундирования. Добротная штатская одежда была тщательно упакована в тюки, привезённые бравыми гонведами, а разведчики облачились в форму венгерских вспомогательных частей — табачного цвета мундиры с черными погонами и галифе весьма своеобразной конструкции, такого же цвета двубортные шинели; впрочем, Ласло, критически осмотревший новоявленных венгерских стройбатовцев, решительно замотал головой.

— Nie, nemôžete! Insígnie musia byť rovnaké! — И беспомощно посмотрел на словака. Иржи, едва заметно улыбнувшись, обратился к Савушкину:

— Звёзда должен быть однаковы. Бронзовы — на мундире и шинель для унтер-официр. На пилотка эмблем — унтер-официр голубой с серебряный застёжка, официр — зелоны с золотыми. Кокарда — унтер-официр серебряный, официр — золотая. Сапоги — толко официр, унтер-официр — ботинки и краги! — Осмотрев разведчиков, вздохнул и решительно бросил: — Сом тераз все сделам!

Минут сорок ушло у Иржи на приведение разведчиков в божеский — вернее, по-настоящему венгерский — вид, и, наконец, внешнее обличье разведчиков стало соответствовать венгерскому уставу — после чего Ласло, устало вздохнув, признал группу годной к дальнейшему путешествию. Тут же на крыле свежеокрашенного (венгр всё сделал сам, очевидно не доверяя этим сомнительным славянам — под его кистью грузовик обрёл серо-голубой колер и большие белые тактические номера по бортам) «блитца» был выписан пропуск — в котором, по словам Иржи, значилось, что группа из состава триста второго строительного батальона в количестве пяти нижних чинов и одного поручика возвращается в пункт постоянной дислокации в Комароме после выполнения задания командования. Командир двенадцатого инженерно-сапёрного батальона Ласло Надь. Подпись, печать. Савушкин кивнул — подлинный документ, даже такой — всяко лучше никакого! Глядишь, и прокатит…

В три часа ночи они распрощались с Ласло и двинулись на юг — венгр утверждал, что никаких препятствий по пути следования им не встретится, максимум — проверят их пропуск в каком-то населенном пункте, который Ласло назвал Одьалла, а Иржи — Старой Дялой. Впрочем, как понял Савушкин, это было поселение немецких колонистов и называлось Альт-Дяла — на чём одноклассники в конце концов и сошлись.

— До Комарома — семьдесят пять километров. Если ехать с фарами — то это два часа ходу. — Промолвил Котёночкин, когда «блитц» проехал последние домики Левице.

Савушкин кивнул.

— Я Олегу велел не прятаться. Поедем, как настоящие венгры, с фарами. Чего нам у себя дома бояться? — С лёгкой иронией в голосе произнёс капитан. И добавил: — В Комароме куда мы едем?

— К дядьке Иржи. Он во время Чехословакии служил в пограничной страже на Дунае, ещё до всего этого вышел в отставку. Девяностого года рождения. Живёт в ста метрах от пристани, на которой базируются венгерские корабли…

Савушкин вздохнул.

— Базироваться то они базируются, да как на них попасть? Близок локоть, да не укусишь…

На востоке уже начало сереть — когда «блитц» разведчиков добрался до Комарома. На въезде в город располагался контрольно-пропускной пункт — со шлагбаумом, двумя люнетами из мешков с песком, из бойниц которых хищно смотрели на дорогу стволы двух станковых пулемётов, с хибарой для гарнизона — но он был пуст. Ни у шлагбаума, ни у пулемётов не было ни души. Гарнизон, судя по молодецкому храпу, доносящемуся из временной казармы, пребывал в объятьях Морфея и покидать оные решительно не торопился. Часовой, долженствующий, по идее, бдить — судя по всему, тоже дрых, но где — понять было невозможно. Однако, и дисциплина в Гонведшеге, подумал про себя Савушкин…

Подождав у шлагбаума минуты три — капитан велел словаку оный шлагбаум поднять, а старшине — на самом малом ходу въехать в город. Ну не будить же уставших гонведов, в самом деле. Им ещё наступление русских варваров из-за Карпат отражать…

Дом дядьки Иржи и в самом деле стоял почти что на берегу Дуная — среди пышного сада, куда Костенко, руководимый словаком, загнал их «блитц». Пока грузовик приглушённо рычал, поудобнее устраиваясь среди абрикосов и яблонь — в домике в глубине сада зажглась лампа, и когда разведчики направились к входным дверям — те распахнулись и перед ними предстал пожилой дядька в исподнем, в накинутой на плечи старой чешской шинели, и уже в сапогах. Узнав среди венгерских гонведов своего племянника — сначала сильно изумился, а потом непритворно обрадовался. Савушкин его понимал — форма на племяше может быть разной, а вот то, что он живой — по нынешним временам уже серьезный повод для радости…