— Не были. Есть. Они сейчас у нас. Это большевики…
— Большевики? — Савушкин покачал головой. Однако, эк его колбасит, болезного, с таким надрывом это ещё надо уметь произнести…
— Советские офицеры.
— И где они сейчас?
— Недалеко…
— Надеюсь, ты уже сообщила о них в контрразведку?
— Нет. Они ранены и обессилены. Они приняли бой с немцами в парке Хорваткерт…
Молчание. Савушкин с замиранием сердца ожидал ответа младшего Ясберени — в голове проматывая варианты дальнейших действий. И ни один ему не нравился…
— Мама, я сейчас же иду в контрразведку и доложу о них.
Вновь молчание. Милейшая Вера Антоновна растерянно подыскивает доводы против этого? Или?
Оказалось — второе. Голос хозяйки, холодно-стальной, твёрдо произнёс:
— Иди. Отныне у меня нет больше сына. Мой сын не побежал бы в охранку с доносом, подобрав полы шинели. Потому что это недостойно человека, немыслимо для офицера и абсолютно невозможно для дворянина… Беги. Доноси. Не смею тебя больше удерживать…
Опять тишина. Да-а-а, дилемма… А хозяйка наша не так проста, как кажется.
По прошествии пяти минут, показавшихся Савушкину целой вечностью, он услышал голос Имре.
— Хорошо, мама. Я никому о них не расскажу. И давай сделаем так — ты мне ничего ни о каких советских офицерах не говорила, я ничего такого от тебя не слышал. Раз ты считаешь нужным им помочь — помогай, я тебе препятствовать не буду. Но очень надеюсь, что, когда я вернусь — никаких большевиков возле тебя не будет. На это я могу надеяться?
— Да, сынок. Когда ты вернёшься — я о них не пророню ни слова… До свидания, мой малыш. Вернись живым, об одном тебя прошу…
— Вернусь, мама. Живым и здоровым. У меня здесь ещё очень много дел…
Прошло десять минут — и в убежище разведчиков спустилась хозяйка дома. Мило улыбнувшись, она произнесла:
— Друзья, прошу вас наверх, завтракать. Отныне в моём доме никто вам не будет мешать — кухарка попросила отпуск, и я ей его дала; садовника, как вы знаете, призвали в армию, горничная в начале октября уехала к родне в Дебрецен и теперь, как я понимаю, старательно изучает русский язык — Дебрецен ваш…
— А ваш сын? Он вроде был должен приехать? — спросил лейтенант.
— Он будет через три недели. Вам надо будет просто переждать это внизу. Надеюсь, вас это не очень затруднит…
Савушкин, кивнув, осторожно взял хозяйку за локоть и, посмотрев ей в глаза, написал на своей доске: «Не бойтесь. Он вернётся. И совсем другим человеком»…
Глава десятая
Явление Христа народу, или о том, что даже на войне случаются чудеса…
— Вера Антоновна, что говорят в городе?
Хозяйка грустно вздохнула.
— Цены на продукты растут каждый день. Килограмм свиной вырезки уже триста пенгё, и раскупают почти мгновенно, если прийти позже десяти утра — остаются только кости и жилы… Правда, конина по пятьдесят пенгё — но это только потому, что в городе несколько кавалерийских дивизий… Бедных лошадей нечем кормить, вот их и бьют на мясо…
Савушкин нетерпеливо махнул головой.
— Это понятно, на то и война. Хорошо, что вы согласились взять наши марки — при таких ценах это не лишнее… А что по поводу военных действий говорят? На рынке, и среди ваших знакомых?
Хозяйка пожала плечами.
— Доктор Шавош не выходит из госпиталя — раненые идут сплошным потоком. Ему прислали в помощь трех студентов-медиков — по случаю войны им досрочно выдали дипломы и назначили хирургами. Страшно подумать, какова судьба тех солдат, что ложатся под их скальпель… Да, ещё — вам это наверняка будет интересно, — промолвила Вера Антоновна и, выдержав паузу, продолжила: — Говорят, в Мишкольце восстание рабочих. Немцы попытались его подавить, но ничего не вышло — там несколько оружейных заводов, рабочие заняли на них оборону, чтобы не позволить немцам взорвать цеха. Не сегодня-завтра в Мишкольце будут Советы, и его заводы начнут работать на вас…
Хм, любопытно… Савушкин кивнул.
— Рабочие всегда за нас. А что по поводу линии фронта говорят? О боях вокруг Будапешта?
— Самые ужасные вещи. Сегодня с самого утра была у генерала Ослани, его супруга просила забежать, они провожают племянника Шандора в Швейцарию — лечить лёгкие… так вот, я у них слышала, что будто бы Гитлер мало того, что приказал не отдавать ни одного будапештского дома без боя — так вчера, первого декабря, объявил Будапешт крепостью; командовать гарнизоном будет генерал СС Винкельман.
— Понятно. Этого и следовало ожидать…
— Но жители? Алексей, вы представляете, сколько в городе живёт людей?
— Представляю. — Савушкин вздохнул и спросил: — Прошло три недели, как ваш сын убыл на фронт. Их вроде бы должны были сменить?
Хозяйка дома покачала головой.
— Какое там! Хотя бы почта действует… Они сейчас во второй линии обороны, у Холлокё. Сын никаких подробностей не пишет, но я чувствую, что им там страшно тяжело. Обещают сменить до пятнадцатого декабря — но…
Савушкин кивнул.
— Понятно. — Помолчав, спросил осторожно: — А что доктор Шавош говорит о моём сержанте?