Если бы вторжение Германии продвигалось, как было запланировано (как молниеносная победа, которая сравняла бы большие советские города с землей и принесла бы завоевателю украинское продовольствие и кавказскую нефть), нападение японцев на Пёрл-Харбор могло бы действительно быть хорошей новостью для Берлина. При таком сценарии атака на Пёрл-Харбор означала бы, что японцы отвлекают Соединенные Штаты, в то время как Германия укрепляет победные позиции в своей новой колонии. Немцы начали бы выполнять «Генеральный план “Ост”» или какой-то другой вариант, пытаясь стать могучей сухопутной империей, самодостаточной в плане запасов продовольствия и нефти и способной защитить себя как от морской блокады Великобритании, так и от морского нападения Соединенных Штатов. Это всегда был фантазийный сценарий, но в нем была определенная доля реальности, пока немецкие войска двигались к Москве.
Поскольку немцев развернули под Москвой именно тогда, когда японцы наступали, Пёрл-Харбор имел абсолютно противоположное значение. Он означал, что Германия находится в наихудшем из возможных положений: она была не гигантской сухопутной империей, устрашающей Великобританию и готовящейся к конфронтации с Соединенными Штатами, а скорее одинокой европейской страной в состоянии войны с Советским Союзом, Великобританией и Соединенными Штатами и имеющей союзников либо слабых (Италия, Венгрия, Румыния и Словакия), либо не вовлеченных в важнейший театр боевых действий в Европе (Япония и Болгария). Японцы, видимо, понимали это лучше немцев. Они хотели, чтобы Гитлер заключил сепаратный мир со Сталиным, а затем сражался бы с британцами и американцами за контроль над Азией и Северной Африкой. Японцы хотели сокрушить морскую мощь Британии; немцы пытались действовать в этих рамках. Это оставляло Гитлеру одну мировую стратегию, и он ее придерживался: разрушение Советского Союза и создание на его руинах сухопутной империи[433].
* * *
В декабре 1941 года Гитлер нашел странное решение этого глубокого стратегического затруднения. Он сам сказал своим генералам, что «все континентальные проблемы» должны быть решены до конца 1941 года с тем, чтобы Германия могла подготовиться к глобальному конфликту с Великобританией и Соединенными Штатами. Вместо этого Германия оказалась перед лицом извечного стратегического кошмара – войной на два фронта против трех мощных держав. С характерной отвагой и политической оперативностью Гитлер переделал ситуацию в терминах, которые согласовывались если не с начальным планом войны, то хотя бы с нацистским антисемитизмом. Что, кроме утопических планов, непригодных расчетов, расовой надменности и глупого балансирования на грани войны, могло затянуть Германию в войну с Великобританией, Соединенными Штатами и Советским Союзом? У Гитлера был готов ответ: мировой еврейский заговор[434].
В январе 1939 года Гитлер выступил с речью, угрожая евреям уничтожением, если они преуспеют в разжигании мировой войны. Начиная с лета 1941 года немецкая пропаганда непрерывно педалировала тему щупальцеобразного еврейского заговора, объединяющего британцев, СССР и особенно американцев. 12 декабря 1941 года, через неделю после советского контрнаступления под Москвой, через пять дней после атаки японцев на Пёрл-Харбор и через день после того, как Соединенные Штаты в ответ объявили войну Германии, Гитлер вернулся к этой речи. Он говорил о ней как о пророчестве, которое должно сбыться. «Мировая война уже здесь, – обращался он к полусотне своих доверенных товарищей 12 декабря 1941 года, – аннигиляция еврейства должна быть необходимым последствием». С этого момента его самые важные подчиненные поняли свою задачу: уничтожать всех евреев, где только возможно. Ганс Франк, губернатор Генерал-губернаторства, несколькими днями позже передал эту политическую линию в Варшаву: «Господа, я должен просить вас избавиться от всякого чувства жалости. Мы должны уничтожать евреев повсюду, где отыщем их, чтобы поддерживать структуру Рейха в целостности»[435].
Евреев теперь обвиняли в смутно вырисовывающихся катастрофах, которые еще пока не наступили. Нацисты сразу же схватились за связь между еврейским врагом и перспективой крушения. Они все верили (если принимали взгляды Гитлера о том, что Германия не потерпела поражение на полях сражений в прошедшей мировой войне, а была сражена «ножом в спину») в заговор евреев и других внутренних врагов. Теперь евреи были виноваты и в американско-британско-советском альянсе. Такой «совместный фронт» капитализма и коммунизма, согласно рассуждениям Гитлера, мог быть освящен только еврейскими заговорщиками в Лондоне, Москве и Вашингтоне. Евреи были агрессорами, а немцы – жертвами. Чтобы предотвратить катастрофу, евреев нужно было уничтожить. Начальник гитлеровской пропаганды, Йозеф Геббельс, зафиксировал в своем дневнике изменение морального направления: «Мы здесь не должны сочувствовать евреям, а только нашей германской нации»[436].