Читаем Кровавые следы полностью

В это время первая из полудюжины миномётных мин обрушилась вниз. Не имея ячеек, всё, что мы смогли сделать — прижаться к земле. Половина мин упала между нами и периметром. Остальные упали внутри нашего сектора периметра. Никого не задело, никто не пострадал, и вскоре всё закончилось.

Иногда, когда не было ветра, и стояла тишина, можно было услышать характерный звук миномётного выстрела. Когда такое случалось, можно было прокричать предупреждение прежде, чем прилетала первая мина. В других случаях не звучало никакого предупреждения, пока не гремел первый взрыв, потому что летящие вниз миномётные мины не производят шума, в отличие от артиллерийских снарядов. Шесть мин — это много, если остались хотя бы проблески дневного света. Обычно они выпускали всего одну-две мины, сворачивали миномёт и прятались прежде, чем наблюдательные самолёты или ганшипы «Хьюи» могли заметить их и нанести удар возмездия. С нами связались по радио, как только всё закончилось.

— Лима Папа Один, это Один-Шесть, доложите обстановку, приём.

Мы сделали два щелчка и затем всю ночь пытались забыть о происшествии.

Когда мы на следующий день вернулись не периметр, всё было спокойно. Мы так и думали. Мы не заметили никакой суматохи или оживления после миномётного обстрела, не слышали вертолётов, и поэтому решили, что никто не пострадал.

Затем весь батальон направился в Суи Да. Проведя месяц в поле, мы превратились в усталую и обтрёпанную толпу, желающую сменить обстановку и бельё. Многие парни хотели вернуться в Лай Кхе, чтобы посетить Диснейленд и потрахаться. Многие просто хотели провести ночь в безопасном месте, где не приходится спать с одним открытым глазом. Моё видение Утопии сосредотачивалось на горячем душе. Никогда в жизни я не ходил немытым целый месяц, не носил одну и ту же грязную майку и не пользовался двумя парами вонючих носков. После четырёх недель непрерывного ношения мою майку можно было использовать, как запрещённое биологическое оружие. Вся эта ситуация была гнусной. Немало времени потребовалось бы провести под душем, чтобы просто смыть с себя верхний слой.

Что интересно, несмотря на длительность нашего немытого состояния, мне не казалось, что я или остальные парни издают какой-то особо скверный запах. Думаю, это было лишь моё восприятие, вызванное нервным истощением обоняния. Наверное, запах усиливался столь постепенно, что наши носы этого не замечали и постепенно выработали иммунитет. Я помню, как однажды в Лай Кхе, я, находясь в чистом состоянии, прошёл мимо роты, возвращающейся после долгого пребывания в поле. Это парни реально воняли. Они пахли хуже, чем раздавленный машиной мёртвый скунс на обочине дороги.

Прежде, чем нас переправили в Лай Кхе, нам пришлось провести один день в Суи Да в готовом резерве, пока подразделения, сменяющие нас на операции, не добрались благополучно до места. К чести капитана Бёрка отчётливо понимал, насколько мы измотаны, и позволил нам просто проболтаться, вместо того, чтобы выдумывать нам бессмысленные задания, как делали некоторые офицеры. Командиры устали так же, как и мы, и тоже хотели немного передохнуть. Фэйрмен был столь возбуждён перспективой возврата в ротный клуб, страну безбрежного пива, что сделался почти дружелюбным. Никогда не видел его настолько близким к хорошему настроению.

Мы сидели группами по несколько человек, болтали, курили и расслаблялись. Поскольку мы были не на марше, мы могли позволить себе роскошь вскипятить воду для кофе и подогреть пайки, прежде, чем пожрать.

В нескольких футах от меня Соя поставил банку бобов с фрикадельками на круг из камешков. Он тщательно подготовил и поджёг кусочек С-4 под банкой. Его навыки в разминании были в лучшем случае подозрительными. Сгорев до половины, С-4 взорвалась с силой, пожалуй, пары петард и обдала Сою кипящей кашей. Он громко взвыл, и выругался вполголоса. У него на шее и нижней челюсти осталось пятно ожога первой степени. Несмотря на то, что это было дико смешно, я не осмелился смеяться вслух, потому что он реально взбесился и мог бы мне треснуть.

Утренний перелёт из провинции Тай Нинь был как сон, особенно в части посадки. Яркое солнце и лазурное небо сопровождали нас на пути к Лай Кхе и одному или нескольким дням подальше от джунглей. Даже температура была приятной, около 70 градусов по Фаренгейту. Все пребывали в хорошем настроении, даже Соя, который уже забыл про свои суповые ожоги.

На вертолётной площадке, когда мы снизились перед посадкой, порыв ветра от нескольких садящихся в унисон вертолётов внезапно качнул нашу машину резко влево. Пытаясь удержать её, чтобы вертолёт совсем не сдуло, наш пилот дал газу и качнул вправо. Всё это застало меня совершенно врасплох, и я вывалился из двери. Падение с десяти футов смягчил рюкзак у меня на спине, на который я с грохотом приземлился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии