— Она обнимала меня, и мне казалось, что она держит мою душу. Я чувствовала, как ее разум проникает в меня, проходит сквозь меня, как обжигающий свет, пугающий, ослепительно прекрасный и наполненный любовью. Я была как чистая вода в хрустальной вазе, только вазой было живое любящее сердце. Казалось, что мое старое тело умерло и ему на смену пришло новое, наполненное кровью святого Георгия… что эта кровь изменит меня, и я смогу видеть демонов под личиной людей… Смогу сражаться с бесами, злобными тварями, которые приносят в мир горе и страдания, — она запрокинула лицо, и в падающем от очага отсвете ее кожа, которая на самом деле была белее шелка, обрела подобие румянца. — После этого мадам сказала, что мне нельзя покидать старый монастырь, потому что мы должны взрасти во тьме, как растет пшеница или розы, пока не наберемся сил и не сможем жить при свете. Но этого никогда не случится… никогда?
Она запиналась и говорила невнятно, как маленький ребенок.
Лидия ответила:
— Никогда. Так превращаются в вампиров.
Охотничий домик стоял в лесистых холмах за Беброй. К тому времени, как наемный экипаж добрался туда от вокзала — Бебра была транспортным узлом, где сходилась дюжина железнодорожных путей, поэтому недостатка в экипажах не ощущалось, — тонкий серпик молодой луны уже скрылся с неба.
— Поезд на Айхенберг отходит завтра вечером, в десять минут десятого.
Якоба провела Эшера по непроглядно-темному коридору к двери, за которой начинался спуск в подвал. Одной рукой женщина держала его за запястье, второй — приобнимала со спины, сжав холодными пальцами локоть. Эшер понимал, что она не столько удерживает его, сколько показывает дорогу, хотя вырваться из ее хватки для него было так же невозможно, как порвать цепи, которые он нес в их общей дорожной сумке. Попытка побега, хоть здесь, хоть на вокзале, стала бы для него самоубийством. Якобе не слишком-то нравилось сопровождать его, и Эшер был уверен, что вампирша охотно разделается с ним, стоит лишь подать повод.
— Точнее, сегодня вечером, — добавила она перед тем, как остановиться. Заскрипели дверные петли, из подвала пахнуло рыхлой влажной землей. — До рассвета осталось меньше двух часов. Здесь ступени.
Она помогла ему спуститься. Кирпичи, которыми был выложен пол, местами раскрошились и потрескались, и теперь их поверхность наводила на мысль о поломанных пустых сотах.
Из темноты раздался голос Якобы:
— А теперь слушайте внимательно, друг мой. День мы проведем в этом домике. Завтра вечером мы отправимся в Айхенберг, где тоже задержимся на день. Но ночной поезд из Айхенберга прибывает в Берлин только на рассвете. Поэтому запоминайте, что вам нужно будет сделать. Сегодня я назову вам берлинский адрес, по которому вы и отправитесь прямиком с вокзала — у меня есть возможность проследить, куда вы идете, и по какой дороге. К тому же хозяин Берлина знает о вашем приезде, как, возможно, и полиция. Я встречусь с вами, когда стемнеет, и тогда мы вместе навестим человека, через которого эта ваша Эренберг связывалась с Вильгельмштрассе. Не вздумайте заявиться туда без меня.
Она отпустила его и отошла в сторону. Эшер не двигался. Он знал, что вампирша стоит совсем рядом, невидимая в чернильной тьме подвала. Будь она человеком, он, наверное, почувствовал бы на щеке ее дыхание.
Якоба продолжила:
— Сделаете, как я скажу, и мы мирно разойдемся. Обманете меня — и вам от нас не спрятаться.
— Я не собираюсь вас обманывать.
Холодная рука без перчатки коснулась его шеи, задержалась, давая почувствовать остроту когтей.
— А что еще может сказать человек, оставшийся во тьме наедине со Смертью? Но я вас предупредила.
Она обхватила ладонями его лицо и поцеловала, прижимаясь всем телом; и напор вампирши был таков, что он уступил, словно под влиянием наркотика, зная, что ему все равно не хватило бы сил, чтобы оттолкнуть ее прочь. После она до крови ущипнула его за ухо, надела ему на запястья кандалы и подтащила к чему-то вроде опорного столба. Пока Якоба возилась с замком, он слышал холодное позвякивание цепи о камень.
— Слева хлеб и вода, справа ведро. Я вернусь, когда пора будет уезжать.
— Я буду считать часы, — вежливо ответил Эшер, хотя поцелуй вогнал его в дрожь. Вампиры поступают так, чтобы затуманить разум своих жертв… и им это удается, по крайней мере, на время. Он сомневался, удастся ли ему заснуть, и не столько из-за страха перед другими вампирами — в таком маленьком городе, как Бебра, бессмертные едва ли могли найти себе пропитание, даже если учесть проносящийся по железной дороге поток пассажиров, — но из опасений, что Якоба окажется где-нибудь поблизости и сможет прочесть в его снах, как именно он собирался бежать.
Он не слышал, как она ушла.
— Я написала родителям, — тихо сказала Евгения после долгого молчания. — Написала, что у меня все хорошо… она обещала, что письмо дойдет до них…
— Нет, письма они не получали, — Джейми рассказал ей о том, что ему удалось узнать в Третьем отделении, и о пропавших подростках. — В монастыре был кто-нибудь еще? Кроме тебя и Коли?