Разумеется, и речи не шло о том, чтобы мистер Жюль Пламмер из Чикаго отправился на вокзал встречать прибывшую в северную столицу рыжеволосую жену английского преподавателя фольклора. Вместо этого в четверг, 13 марта по местному календарю, мистер Пламмер выехал на Крестовский остров, во дворец князя Разумовского. Там он отпер садовую калитку полученным от князя ключом и через березовую рощу и перелески, где на ветвях уже показались первые весенние почки, вышел к бревенчатому флигелю на берегу реки, в котором иногда останавливались гости дома.
Четверо слуг — повар, две горничных и молодой парень с княжеских конюшен, который присматривал за садом, — встретили почтенного
— Все в порядке, — шепнула она, когда после первого восхитительного поцелуя он поднял голову и увидел, как князь помогает выбраться из экипажа еще одной женщине. — Я сказала ей, что моя фамилия Беркхэмптон, а ты — мой муж, и потом, она все равно завтра утром уезжает. Миссис Флэскет, позвольте представить вам моего мужа, Сайласа Беркхэмптона. Миссис Флэскет была так добра, что согласилась сопровождать меня, когда я почти оставила надежду…
— Дорогая моя миссис Беркхэмптон, — крупная широколицая женщина в темном вдовьем платье дружелюбно улыбалась, не разжимая при этом губ, которые все равно не могли полностью скрыть выпирающие вперед зубы. — Вот уже тринадцать лет я сопровождаю дам, которым требуется компания, и за это время успела познакомиться со всеми дешевыми гостиницами к югу от Темзы. Предложение отправиться в Санкт-Петербург для меня было все равно что побег с цыганами, — ее темные глаза сверкнули. — Мне не очень-то хочется домой.
— Браво! — Эшер склонился над рукой в черной перчатке. Насколько он знал Лидию, ее спутница получила немалую сумму, значительно превышавшую стоимость билетов.
— А теперь, — объявила миссис Флэскет, — я хотела бы осмотреть имение, которое Его превосходительство обещал показать мне.
Разумовский, облаченный в пошитый лондонскими портными домашний костюм, который он носил всегда, когда не было необходимости надевать мундир, отвесил ей такой изысканный поклон, словно она была самой императрицей:
— Если вы не устали, мадам…?
— Ваше превосходительство, я скорее умру, чем упущу возможность проехаться в карете с русским князем.
Она подмигнула и помахала рукой.
-
Экипаж еще не успел скрыться за коричневой с серебром полосой деревьев, как Эшер подхватил Лидию на руки.
— Сайлас? — спросил он позже, зашнуровывая ей корсет.
— Мне всегда нравилось это имя. Звучит очень по-американски, — она вслепую пошарила по прикроватному столику в поисках очков.
— Да вы мне льстите, мэ-э-м, — ответил он с преувеличенным среднеамериканским акцентом Жюла Пламмера и увернулся от запущенной в него расчески. Потом спросил уже своим голосом: — Если ты будешь жить здесь одна, без компаньонки, могут пойти разговоры?
Облака поредели, и серебристый свет полудня, который в восприятии Эшера всегда был связан с Санкт-Петербургом, сменился дрожащим солнечным сиянием. Видневшиеся из окон березы с тугими коричневыми почками и крохотными сережками казались гравировкой на прозрачном стекле. Трудно было представить, что грязный чердак с пятнами гари на полу, насквозь пропитанный запахами бедности и отчаяния, находится меньше чем в миле отсюда.
— Я спросила об этом у князя Разумовского, — Лидия подошла к туалетному столику. Стеганый шелк мягко облегал ее тело. — Он сказал, что в Петербурге никто и бровью не поведет, если я стану открыто жить здесь с танцовщиком балета и двумя капитанами императорской гвардии. Меня будут принимать повсюду, кроме, разве что, царского дворца. Он обещал, что попросит свою сестру помочь мне с покупками, чтобы я выглядела