Кровавые девы

— Что ж, друг мой, если вас интересует самовозгорание, то сегодня вечером на балу Теософского сообщества вы услышите о нем все, что только можно. А также о полтергейсте, левитации, падающих с неба рыбах и живых лягушках, обнаруженных в непроницаемой толще камня. Княжны любят подобное времяпровождение. У них в гостях будут все ученые, зарабатывающие себе на жизнь исследованием телепортации или таинственных чудовищ из шотландских озер…

— И уж я постараюсь, чтобы они раскрылись во всей красе.

И, возможно, спрошу их, не изучают ли они попутно болезни крови.

— Тогда вы станете самым желанным гостем вечера. Большинство этих «ученых» не склонны слушать друг друга.

— Но я также хочу знать, — добавил Эшер, — что на этот счет говорит Охранное отделение.

Разумовский снова усмехнулся:

— Вот сами у них и спросите. Они тоже будут на балу.

После того, как Разумовский еще раз заверил Эшера, что тот может обратиться в возглавляемый князем отдел Министерства по поводу любого «затруднения», возникшего во время пребывания в Санкт-Петербурге, Эшер нанял извозчика и по Каменностровскому проспекту вернулся в город. День был морозным, но ясным, и в подступающих сумерках острова сохраняли сказочную атмосферу места, далеко отстоящего по времени от нарождающегося двадцатого столетия; рощи и березовые аллеи в имениях аристократов, небольшие деревянные избы, подражающие в простоте крестьянским жилищам, — все они словно отражались в волшебном зеркале. Слабый проблеск того, что было Давным-давно.

Мир ушедшего детства? Эшер откинул голову на грязную спинку сиденья и вспомнил принадлежавший его теткам сельский коттедж в Кенте и всю прелесть лесов, начинавшихся сразу за границей сада. Мир, где за каждым поворотом тропинки и под каждым грибом поджидает нечто неизвестное и удивительное? Поэтому мы так очарованы им? Сказания и волшебное золото пленяют нас, но на самом деле мы хотим вернуться в детство, когда нас все любили и оберегали?

Когда мир был безопасным, потому что мы ничего не понимали?

Назад в то время, когда мы не знали об отравляющих газах и бомбах?

Сквозь лишенные листвы деревья виднелся Залив — тяжелые черно-зеленые волны с хлопьями белой пены.

Желтые, розовые и зеленые особняки в итальянском стиле, возвышающиеся над покрытыми мохом горгульями и гранитными львами привратницких, казались яркими, как цветы. Эшер знал, что их внутреннее убранство поражает своей пышностью: многоцветием полированного камня, черным деревом и позолотой, инкрустациями и китайскими шелками. Знал он также, что каждый рубль, потраченный на это великолепие, был отнят у крестьян из тысяч захолустных деревушек и у рабочих, которые сейчас мерзли в трущобах и фабриках, раскинувшихся на много миль совсем недалеко от этого чудесного места.

Извозчик высадил его у Таврического сада. Эшер пешком дошел до дома, в котором жила леди Ирэн Итон. Хотя дни постепенно становились длиннее, свет быстро угасал. За завтраком и во время поездок по городу Эшер просмотрел последние по времени бумаги из полученных от Исидро пачек. Пока что получалось, что Голенищев был прав, утверждая, что у леди Итон не было живых знакомых, общение с которыми выходило бы за рамки светских встреч. И все же Исидро что-то искал. Эшер свернул к конюшням, расположенным за рядом особняков, перелез через задние ворота, прошел по пустынному саду — простые изгороди, за которыми мог бы ухаживать приходящий дневной садовник, и широкие мощеные дорожки — и обнаружил, что на кухонной двери, как и на главном входе, установлен современный цилиндровый замок, лет на пятьдесят новее самого дома.

Царящий внутри сумрак вызывал тревогу. Едва ли Голенищев и его птенцы решили захватить логово — от этого шага их удержала бы неизвестность, окружающая судьбу леди Ирэн; при этом они, по всей видимости, не опасались, что в доме обоснуется их соперник, Даргомыжский. И все же при взгляде на это место у Эшера закололо в затылке. Он предположил, что с наступлением темноты петербургские вампиры возобновят слежку за особняком. Кого же она приводила сюда, спрашивал он себя, поднимаясь по широкой передней лестнице. Кого хотела поразить греческими статуями и парчовыми занавесями? Сама ли она играла на прекрасной золоченой арфе, стоящей в музыкальной комнате? И что, помимо охоты, связывало ее с одной из тех теней с кошачьими глазами, которых он мельком видел в темноте за спиной графа Голенищева?