Кровавые девы

— Стоять! — Исидро не двинулся с места и не повысил голос, но женщина снова повернулась к ним, словно почувствовав на плече стальную хватку вампира. Эшер видел следы, оставленные на ее губах серебром цепочки. В ее глазах отражался свет фонаря. Никогда раньше Эшеру не приходилось видеть такого выражения угрюмой ненависти.

Даже под страхом смерти Эшер не мог представить себе ее или студента среди гостей на приеме у кого-нибудь из русских аристократов.

А вот вторая женщина вполне могла там оказаться. Высокая, стройная, даже хрупкая, с закрученными в узел светлыми волосами, она держалась с изяществом профессиональной танцовщицы. Именно она сказала:

— Голенищев нами не командует, — и в ее голосе прозвучал скорее робкий вызов, чем уверенность.

Исидро не ответил, спокойно разглядывая их.

— Голенищев — аристократическая свинья, жирный буржуй, он живет за счет рабочих! — повысив голос, выкрикнул студент.

Эшеру очень хотелось спросить, когда же молодой человек в последний раз работал или хотя бы помогал революции, но он подавил это желание. Точно так же он не осмелился протянуть руку к серебряному ножику, лежащему на залитом кровью ковре в ярде от него.

— Насколько я понимаю, — наконец сказал Исидро, — в Петербурге два хозяина?

— Нет.

Эшер ничего не слышал, но в темноте дверного проема он различил сверкающие глаза и смутно белеющие лица, не знающие солнца. Графа Голенищева он узнал по выражению спокойной надменности, свойственной человеку, который с детства привык приказывать своим крестьянам. Кайзеру почти нечего предложить хозяину вампиров. Граф явно считал, что имеет право отнимать чужие жизни ради продления собственного существования, и это было так же очевидно, как и то, что вампиром его сделали скорее из-за его связей и денег, чем из-за ума, как выразился Исидро… и что своих птенцов он отбирал по тому же принципу. Еще трое вампиров вошли в комнату вслед за Голенищевым, как охотничьи собаки за хозяином.

— Иппо, — обратился граф к студенту, — принеси монсеньору Исидро свои извинения.

Он выглядел молодо — ни одному из встреченных Эшером вампиров нельзя было дать больше сорока. Учтивостью и изяществом манер он напоминал француза, хотя облачен был в отличный английский костюм.

— Мария, Оленька, вы тоже…

— Плевать я хотел на монсеньора Исидро! — заявил студент. — И на вас мне плевать.

Несколько мгновений Голенищев молча смотрел на своего птенца, и только блеск бледно-голубых глаз да кривящиеся красивые губы в обрамлении золотистой бородки выдавали его гнев. Студент Иппо вдруг рухнул на колени, словно придавленный невидимой рукой, потом опустился на четвереньки. Бормоча проклятия, он со всхлипами подполз к Исидро и лег на живот, чтобы поцеловать сапог испанца. Трое вампиров, пришедших вместе с Голенищевым, молча наблюдали за его унижением, но в самом их молчании было что-то пугающее. Оно дышало гневом, в любой момент готовым прорваться открытым неповиновением. Эшер осторожно, едва дыша, отодвинулся от двух бунтовщиц. Если хотя бы один из спутников Голенищева решит присоединиться к ним, если ситуация внезапно выйдет из-под контроля, как оно иногда случается, граф и Исидро могут избежать удара… а вот его мятежники не пощадят.

Он коснулся спиной деревянной обшивки стены и почувствовал, как сдвинулась одна из панелей.

Обе женщины вслед за Ипполитом подползли к Исидро. Танцовщица Оля плакала от злости, студентка Мария выкрикивала ругательства и мотала головой, как непокорная собака на цепи. Исидро смотрел на них с полным равнодушием, словно ничто в мире людей больше не могло задеть его. Возможно, подумал Эшер, так оно и было, хотя он сомневался, что леди Ирэн Итон доводилось участвовать в подобном представлении. Или что она написала бы об этом Исидро.

— Хочешь укусить его, Мария? — насмешливо спросил Голенищев. — О, вы только посмотрите на нее! Что за лицо, а? Укуси Иппо, Мария. Давай же.

С совершенно демоническим выражением на лице женщина дюйм за дюймом подползла к студенту — быть может, они были любовниками? — схватила его за уши и начала терзать и рвать зубами его лицо и руки.

— Буржуйское отродье! — заорал Ипполит. — Лакей правящих классов…

— Избавьте нас от этой чепухи про «правящие классы», Ипполит Николаевич, — проговорил один из пришедших с Голенищевым вампиров, сутулый мужчина с лицом, на котором навеки застыла маска раздражительности. — Сейчас рабочие волнуют вас не больше, чем меня судьба Российской Империи. Если не ошибаюсь, в последний раз, когда я видел вас на партийной встрече, вы убили присутствовавшую там девушку-продавщицу. Бедняжка возвращалась домой по темному переулку.

— А теперь слушайте меня, — сказал граф, когда последний из трех бунтовщиков завершил свое «поклонение» и замер на коленях, прижавшись лбом к полу. Их темные фигуры были едва различимы в неверном свете фонаря. Одним движением — жутким движением вампира, которое невозможно отследить глазами и воспринять разумом, — он оказался рядом с Эшером, схватил его за руку и рывком поставил на ноги, как полицейский, поймавший маленького попрошайку.