Кровавые берега

– Многие из попадающих сюда северян считают испытание Юга позором и не верят в свои силы, – продолжил Тунгахоп, видимо, догадавшись, о чем я сейчас подумал. – Эти заблуждающиеся братья наотрез отказываются от битвы. Вместо нее они набрасываются на охрану и гибнут, искренне полагая смерть без благородного оружия в руках достойной!

– Неужели вы вообще ни разу не пытались бежать? – спросил я, воровато оглядевшись и понизив голос. Мысль о том, что мне придется провести здесь остаток жизни либо вскоре быть повешенным, не желала укладываться у меня в голове. Равно, как и мысль о том, что вольнолюбивые северяне отказались бы от побега, представься им такой шанс.

– Все беглецы, какие мне известны, плохо кончили, – сокрушенно покачал головой домар. – Они погибли самой отвратительной смертью: убегая от врага, получили в спину стрелу или пулю! После чего их останки были отданы на съедение псам. А товарищей тех, кто покрыл себя позором, надолго отстраняли от битв – в наказание за то, что не отговорили беглецов от их затеи. А что такое для нас жизнь без битв, ты, думаю, понимаешь.

– Да уж, как не понять, – кивнул я и приуныл. Надежда воодушевить со временем северян на побег была не такой реальной, нежели казалось поначалу. Даже с учетом того, что я пронес с собой инструмент, с помощью которого можно было этот побег провернуть. Впрочем, пока передо мной стояла другая задача – как бы уберечь его от охраны, подвергавшей заключенных регулярным обыскам. Сегодня скорее всего с этим проблем не возникнет. Если вечером и будет шмон, мой секрет пока ни для кого не досягаем, включая даже меня. А вот завтра спозаранку придется что-то срочно предпринимать. Найдут при мне такую опасную хреновину – не отверчусь от новых побоев и карцера.

Я был бы не прочь и дальше послушать о житье-бытье гладиаторов, но они пригласили меня в свой круг вовсе не за этим. И я подробно отвечал на их расспросы до самого ужина, на который тоже решил не ходить. Болтать красиво и складно я всегда был горазд – этот фамильный дар у Проныр также не отнять, – а если где привирал, то совсем чуть-чуть. Жадные до новостей северяне даже отложили по моей вине свою ежедневную тренировку. А для поддержания во мне сил они подкармливали меня молоком и прочими деликатесами. Надо заметить, что я и на «Гольфстриме» порой питался куда скромнее, но, не желая обидеть слушателей отказом, благодарно принимал от них угощение.

Северяне жили на первом этаже в просторной и имеющей отдельный вход казарме. Ее убранство даже по местным меркам было спартанским: толстый слой войлока на полу да умывальник, висящий в углу над дырой санузла; высотное расположение тюрьмы и близость воды позволили оборудовать здесь канализацию, без которой обитатели Ведра давно вымерли бы от антисанитарии.

Казарма служила также спортивным залом, где Тунгахоп со товарищи тренировались между битвами. На время этих занятий охрана выдавала северянам необходимый инвентарь и запирала их на все засовы до тех пор, пока им не надоедало дубасить друг друга тренировочным оружием, прыгать, бегать, бороться и кувыркаться. Сюда же, насколько я понял, приводили и жриц любви, какими помимо вина традиционно вознаграждались победители арены Кровавого кратера. Доставляло ли рабыням радость услаждать могучих воинов на жестком, колючем войлоке, неизвестно. Но последние, надо полагать, вообще плевать хотели на такие неудобства.

На закате всех узников, в том числе северян, погнали назад в камеры. К этому часу я немного осмелел, но все же не настолько, чтобы чувствовать себя уверенно среди намявших мне бока ублюдков. Поэтому покинул двор в числе последних. «Звери» по-прежнему косились на меня с недружелюбием, разве что злорадства и презрения в их глазах заметно поубавилось. Уважением к хитрому новичку они, естественно, не прониклись – с чего бы вдруг? – но оно мне и не требовалось. Главное, я подстраховался от дальнейших нападок и теперь могу не переживать за одежду и паек. И когда эти страхи отошли на второй план, я стал мыслить более взвешенно и трезво. Так, как положено мыслить человеку, решившему любой ценой удрать из тюрьмы.

За день в Ведро не поступило новых заключенных, а Бубнила застрял в карцере явно надолго, поэтому я опять ночевал в блаженном одиночестве. Вдобавок по возвращении в мое скорбное обиталище меня ожидал сюрприз. На сей раз, к счастью, приятный.

Неизвестно, кто и когда заходил сюда в мое отсутствие, но подарок он оставил превосходный. Оба моих носка и ботинка, с которыми я уже навсегда распрощался, дожидались меня на полу возле нар. Будучи достаточно прочными, возвращенные вещи выдержали трепку и не пострадали. В отличие от куртки и штанов. Они хоть и не побывали в руках «зверей», но в пылу борьбы кое-где разошлись по швам.