Мы пришли в комнату, где я подвергаюсь пыткам. Я сам даю на это согласие. Корбулон пытает меня, но не желает этого делать. Комната представляет собой небольшой восьмиугольник с каменным троном посередине, усиленным адамантиевыми распорками. Меня ожидают оковы, также из адамантия. Больше в комнате ничего нет, ни знамен, ни гравировки на стенах. Это не место для празднований, большую важность представляет то, что стены достаточно толстые, что они скроют мои крики, так же как трон будет сдерживать мои попытки выбраться. Несколько люминосфер создают минимум освещения. Здесь всё в тени, как и должно быть. Всё происходящее в этой комнате должно оставаться в тайне.
Уже было множество неудачных попыток.
Но мы продолжаем, истязатель и истязаемый, желающий и нежелающий. Обязанные делать это службой ордену, памяти нашего примарха, Императору.
Я сижу на троне, а Корбулон закрепляет кандалы. Их много, все они тяжелые, по несколько полос на каждую конечность, даже один для головы. Меня необходимо держать неподвижным, если меня не лишить всех точек опоры, то я могу разрушить эту каменную тюрьму на пике ярости.
Корбулон отступает назад.
— С твоего позволения, капеллан.
— Продолжай, — отвечаю я.
Его вопрос и мой ответ уже стали традицией. Но не формальностью. Он не начнет без моего согласия. Каждый проводимый эксперимент является большим риском. Я могу не выйти на поверхность, уйти на дно океана ярости и утонуть в нем. Даже сейчас, ещё до того, как мы начали, течения сильны, они тянут меня. Оказавшись в кандалах, я слегка расслабляю контроль над своими инстинктами, и гнев старается нанести удар. Во мраке комнаты красные точки на моем зрении начинают пульсировать, молнии далеко шторма становятся багровыми.
— Нам необходимо узнать всё, что предшествовало твоему падению, — говорит Корбулон.
— Я прекрасно это помню.
— Обдумываешь ли ты произошедшее?
— Нет. — Это час моего величайшего поражения, преследующий меня. Из-за него каждая секунда моего существования превратилась в боль и насилие, поэтому я не вспоминаю о нём.
— Пожалуйста, сделай это сейчас, — просит Корбулон, — найди саму суть Лемартеса, который пал, и пойми, был ли у тебя в тот момент выбор отбросить пришедшую за тобой ярость.
— Раздумья над тем, как я пал, могут усложнить пробуждения, — говорю я.
— Да, могут, — соглашается Корбулон.
— Начнем, как только будем готовы.
— Мой голос — голос реальности. Пусть он будет твоим путевым камнем.
Я киваю и приступаю.
Я расслабляю свою хватку на здесь и сейчас и погружаюсь в океан.
Я не закрываю глаза, в этом нет нужды. «Черная ярость» скрывает правду о том, где я нахожусь, реальность расплывается.
Во мне просыпается злоба, злоба на предательство. Боль смерти Ангела рассекает мою душу, голову заполняет грохот. Это звук двигателей космического корабля, вокруг начинает появляться мостик «Мстительного духа».
Нет.
Я выбираюсь из видения, но не на поверхность.
Это не тот корабль. Вспомни, вспомни другое.
Я отодвигаю воспоминание на второй план. Оно тяжело как гора, это вес, набравшийся за десять тысяч лет. Я едва сдвигаю его.
Корабль меняется. Это «Багровый призыв». Я с четвёртой ротой под командованием капитана Кастигона, верховного судьи. Мы находимся на низкой орбите Хадриата XI и прибыли на этот мир, чтобы отвоевать его у орков.
Я на погрузочной палубе, а мои братья готовятся к предстоящей атаке — отдают разовые обеты, отделения занимают «Грозовые вороны». Я веду проповедь, взывая роту к новым высотам величия. Я призываю их уничтожить зеленокожих за то, что они посмели запятнать своим присутствием священную землю Императора. Я полон оправданной злобы. В душе я уже совершил посадку, одна моя ярость отбросит врагов от стен Императорского дворца.
Я моргнул до того, как озвучил эту мысль, но забываю о ней, думая, что это лишь издержки рвения. Но она там, первая ошибка.
Воспоминание подобно яду. Теперь я вижу ошибку, я знаю, что грядёт. Моё разочарование в своей осознанной слепоте приводит меня в ярость.
Где-то очень далеко отсюда некто скалится и пытается вырваться из кандалов.
Но если бы я не отворачивался от этих событий, изменило бы это что-нибудь? Корбулон хочет найти моменты выбора. Это был один из них. Я знал о важности произошедшего, но решил не обращать на это внимания. Это был единственный выбор — служить Императору так долго, как смогу. И я всё ещё придерживаюсь этого выбора, именно он позволяет мне сохранить это подобие здравого ума.
Вторую, смертельную, ошибку я допускаю уже через пару минут. Я продолжаю говорить, слова ярости приходят в мой разум как никогда раньше. Моих братьев не нужно заставлять, чтобы ненавидеть зеленокожих, но я пестую в них ещё большее рвение.
— Братья! — Обращаюсь я. — Кровавые Ангелы ударят по орочьим укреплениям как воплощение самой ярости! Мы станем косой, прошедшей по их рядам и пожнем такой урожай смерти, что остальные твари по всей галактике будут бояться самой мысли о Хадриате XI!