Наполеан встал перед Брук на колени, не теряя зрительного контакта, она почти дернулась от желания отодвинуться. Он мог чувствовать ее решимость, усилие, которое женщина прилагала, чтобы остаться на месте, сохранить самообладание и встретиться с ним лицом к лицу. Наполеан в очередной раз был потрясен ее храбростью.
— Я понимаю, как это выглядит, — Она смущенно улыбнулась. — Что на мне одето… и где мы находимся.
Его
Спал ребенок или нет, Брук могла оставить верхнее освещение, но она этого не сделала.
Женщина вздохнула.
— Я думала, что была готова для всего этого. В смысле, ради всего святого, у нас совместный ребенок… и интимнее этого уже ничего не может быть, но… — Она потерла пальцами лоб. — Но думаю, я просто потрясена.
Наполеан ждал тихо и неподвижно. Он ничего не сказал. Он просто стоял перед ней в ожидании, когда она поднимет голову, встретится с ним взглядом и… медленно начнет расслабляться.
— Брук, — наконец прошептал он.
Она подняла брови.
— Разве ты не знаешь, что я никогда не причиню тебе боль?
Она с трудом сглотнула и кивнула.
— Да.
Он покачал головой.
— Нет, погоди, не отвечай сразу. Ты действительно осознаешь, что я никогда… ни в коем случае… не причиню тебе боль?
Она кивнула.
— Я думаю, ты умрешь ради меня, Наполеан, — Она указала на колыбельку. — И ради нашего сына.
Он убрал ее волосы за уши и погладил мягкую щеку тыльной стороной ладони, заставляя Брук вздрогнуть.
— Тогда чего же ты боишься?
Она пожала плечами.
— Я правда не знаю, — Брук сглотнула, намеренно отпустила халат, в который вцепилась железной хваткой, и опять сложила свои руки на коленях. — Это просто слишком быстро.
Наполеан покачал головой и склонился ближе. Тепло их тел смешались. Он нежно провел кончиками пальцев вдоль ее ключицы и ниже.
— Твое сердце говорит: «Ты готова», — Оно стучало как бас-барабан. Наполеан провел рукой по ее припухшей нижней губе. — Твой рот говорит: «Ты готова», — Ее губы задрожали.
Он посмотрел на ее груди, спокойно любуясь двумя изящными вершинками, которые выдавали, что она была по-настоящему возбуждена, а потом осторожно отвел взгляд, стараясь не нервировать свою любимую, хотя боги знают, он хотел прямо через шелк втянуть ее сосок в рот здесь и сейчас.
— Твое тело готово, — добавил он. Приподнялся с коленей, чтобы обхватить ее тонкую талию руками и притянуть к себе, прошептав на ухо. — Что именно тебе от меня нужно, Брук? — Ощущение ее пышных изгибов напротив своей груди послало электрический разряд в его вены. — Скажи мне, — выдохнул он.
Брук застонала, сливаясь с его телом. Ее сопротивление таяло, словно масло.
— Твоя душа, — задыхаясь, прошептала она. А следом произнесла так тихо, что ее слова были едва слышны: — Ты такой сильный, Наполеан, — Ее руки прошлись по его крепкой груди и задержались там на мгновение. — Могущественный… в самом пугающем смысле этого слова, — Брук отодвинулась назад, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я не ставлю под сомнение твое желание, — Ее быстрый взгляд вниз не оставил сомнений в том, какое именно желание она имела в виду, — но, Наполеан, я пережила так много… насилия… и боли. Мне нужно узнать твое сердце. Познать твою нежность, — Она вздохнула, словно сердясь, и может быть даже немного смущаясь. — Мне нужно четко понимать, что ты полностью уверен во мне. Я не хочу сомневаться в этом ни на минуту, мне это необходимо, как воздух.
Наполеан качнулся на пятках, медленно отодвигаясь. Не так далеко, чтобы потерять ее тепло, но на достаточное расстояние, чтобы встретиться с ее изучающим взглядом. В ее прекрасных, словно сапфиры, глазах отражалось правдивость сказанных слов, а также потребность, которая ничем не уступала их красоте.
Брук нужно было почувствовать преданность Наполеана вне ее пяти органов чувств.
Он не мог продемонстрировать это лишь одним своим прикосновением, ничего из сказанного или подаренного не заменило бы то глубокое знание на уровне инстинктов.
Она должна была почувствовать это в своих костях.
Наполеан молчал, размышляя. Пытаясь понять, как вообще можно выразить такое глубокое, волнующее чувство.
Он вздохнул. Если бы он только мог подарить ей луну или, возможно, прекрасный угасающий пурпурный закат над заснеженными горами. В своей древней памяти он нашел навязчиво прекрасный гул волынок, что играли в дождливый день в Ирландии так много веков назад. Он до сих пор слышал ритмы индейских барабанов, от которых замирало сердце, когда они только прибыли в Новый Свет. Он все еще чувствовал гармоничную музыку оркестра, которую довелось послушать во время бизнес-поездки в Нью-Йорке. Изящное крещендо духовых инструментов, обманчивая мольба струнных, бас виолончели, очарование альта… Скрипка, уносящая на крыльях за пределы зала…