Кровавая одержимость

Ангус заскулил как раненое животное — жалкий звук, становившийся все выше и отчаянней — по мере того, как Наполеан все ближе наклонялся к его шее, желая выплеснуть свой гнев. Одним кошачьим движением он вырвал зубами гортань человека и выплюнул кусок плоти на пол.

— На протяжении многих лет меня называли по-разному, однако, приятным еще никогда.

Ошеломленный Ангус схватился за горло. Он открыл рот, чтобы закричать, но вышло только бульканье.

Наполеан не стал растягивать окончание.

Он стремительно погрузил ладонь в грудь Ангуса, достал все еще бьющееся сердце и поднял его перед собой.

— Меня зовут Наполеан, — он отшвырнул омерзительный орган в сторону и смотрел, как жизнь Агнуса угасает. — Но мои враги называют меня правосудие.

Когда бездыханное тело упало на пол бесполезной кучей крови и плоти, Наполеан выдернул свой дух из комнаты. Он скользнул в тот же вращающийся вихрь, которым воспользовался, чтобы попасть сюда, и стремительно отправился обратно.

Обратно в свое тело. Обратно во внедорожник.

Обратно к отомщенной судьбе, что ждала его.

Глава 6

Брук держала в руках дымящуюся чашку чая и пыталась унять дрожь. Последнее, что ей было нужно, — обжечься горячим травяным чаем с ромашкой, мятой и жасмином. Она рискнула взглянуть на внушительную фигуру, сидящую напротив в огромном — размером с двухместный диванчик — синем кресле, но быстро отвернулась.

Он был слишком пугающим. Вся ситуация — слишком ужасающей.

Брук находилась в центре лесного массива Лунной долины, сидела в гостиной особняка сурового незнакомца, боясь говорить, боясь молчать. Она решила отвлечься и принялась изучать комнату…

Потолок в форме замысловатого купола состоял из лепнины, различных текстур и кессонов⁷, обрамлявших роспись ручной работы, изображавшую Зевса и Аполлона на серо-голубом полотне. Мебель была изысканной и роскошной, явно сделанной на заказ и, несомненно, стоила больше, чем весь дом женщины. Здесь повсюду, насколько хватало глаз, виднелись со вкусом обустроенные ниши с мягкой подсветкой, в каждой из них стояло настоящее сокровище, свидетельствующее об ушедших временах — несомненно, бесценные артефакты.

Окна, сделанные из матового стекла, украшали фрески с батальными сценами, а также красиво выгравированные изображения греческих или римских богов.

Для сумасшедшего психопата, считающего себя вампиром, этот человек обладал превосходным вкусом. И очевидно имел кучу денег.

Брук откашлялась и собралась с духом.

— Итак…

Слово вышло хриплым, так что она прочистила горло, сжала руки и попыталась снова.

— Итак.

Ее похититель, который называл себя Наполеаном Мондрагоном, подался вперед. Каждое его движение было грациозным и плавным, как у хищного животного.

— Итак, — повторил он.

Брук выдавила улыбку. До сих пор он ее не убил, не приставал и не пытался укусить в шею. Вместо этого мужчина предложил ей одеяло, разжег огонь в огромном очаге и принес дымящуюся чашку ромашкового чая. Лучше попытаться и выкарабкаться из этого затруднительного положения с помощью слов и любезностей, чем конфронтацией и борьбой. Всего одна мысль о физическом противостоянии заставила ее вздрогнуть: мужчина походил на настоящего викинга. Крепкое телосложение, рост шесть футов четыре дюйма⁸, твердые и объемные мускулы, но при всем этом его лицо и глаза говорили больше, чем могло сказать тело.

Наполеан Мондрагон выглядел так, словно мог сбить с ног, просто моргнув глазом.

Как будто он мог убить, просто пожелав это.

Его черты лица обладали порочной красотой, а улыбка была едва уловимой и доброй, но прямо под этой оболочкой — и не так глубоко, чтобы это было невозможно заметить — скрывалось нечто большее, всепоглощающее и суровое, неумолимое и беспощадное. Он очень походил на бога, что был нарисован на потолке, и Брук почти ожидала увидеть, как в любой момент из его рук вырвутся молнии.

Определенно, береженного Бог бережет, и это как нельзя кстати подходит к ее ситуации. Ведь у Брук не было шансов в физической борьбе с этим человеком.

— Итак? — повторил Наполеан. Его голос был бесконечно ласковым, словно мужчина обладал душой, которая научилась терпению, прожив десяток жизней, пока не овладела этим в совершенстве, достигнув гармонии разума, тела и духа. Он говорил характерно глубоким, хриплым голосом, мурлыкая и растягивая слова.

Брук судорожно сглотнула и поставила кружку на кофейный столик. Затем быстро схватила ее обратно, переставив на подставку, и поморщилась.

— Извини.

Наполеан улыбнулся обезоруживающей улыбкой и махнул рукой в сторону чайной чашки.

— Тебе не нужно беспокоиться о мебели или о чем-нибудь еще, Брук. Чувствуй себя как дома.

Брук быстро заморгала.

Хорошоооо.

Она кивнула.

— Спасибо… наверное.

Он откинулся на спинку, тем же плавным, хищным движением.

— Пожалуйста.

Она прочистила горло… снова.