Их глаза встретились, наполненные чем-то настолько первобытным, древним и важным, что у нее перехватило дыхание.
И затем он ее укусил. Не в шею. Не в сонную артерию. А прямо сквозь мягкую плоть груди, проникая в ее сердце одним быстрым, почти змеиным движением.
Оргазм, охвативший тело Брук, был умопомрачителен. Она была уверена, что каждый мужчина и женщина в Лунной долине услышали ее крик. И молилась, чтобы Наполеан использовал свою почти божественную, как она подозревала, силу, дабы они не потревожили сон ребенка.
Она очень старалась оставаться тихой, но была просто не в силах подавить свое удовольствие. Ее оргазм не прекращался.
Пока рот Наполеана удерживал ее сердце, тело продолжало разлетаться на миллион осколков. Оно сокращалось и разжималось в мощных волнах экстаза. Вибрируя почти яростно, словно сквозь него одновременно проходили миллион электрических разрядов.
Брук извивалась, выгибалась и кричала. Она разорвала простыни, дернула мужчину за волосы и исцарапала ему спину ногтями, но он продолжал пить, словно одержимый, делая длинные, жадные глотки, пока не насытился.
До тех пор, пока Брук не поняла совершенно ясно, что он на самом деле не был человеком. Наполеан являлся могущественным доминирующим самцом — удивительным, сверхъестественным существом, который сейчас предъявлял свои права на каждую часть той женщины, которую назвал своей. Он бы удовлетворился лишь ее полной капитуляцией.
— Да, да… да, — проскулила она, слезы облегчения полились по ее щекам. — О боги, да…
Наполеан отреагировал на такое проявление удовольствия. Он извлек свои клыки, обхватил ее бедра железной хваткой и начал яростно, почти лихорадочно, вбиваться в ее тело. На его красивых губах остались капли крови, он задыхался и стонал, а затем запрокинул свою прекрасную голову и закричал, кончая, орошая ее нутро своим семенем снова и снова.
Они оба рухнули в изнеможении. Полностью удовлетворенные.
Наполеан перевернулся на спину, крепко прижимая Брук к груди. Тихо шепча всякие нежности ей на ухо, он поднес свободную руку ко рту и прокусил клыками свое запястье, кровь потекла из ранки небольшими струйками.
— Сердце самое сладкое из всех деликатесов, — промурлыкал он, — но боюсь, ты могла потерять слишком много крови, — Он поднес свое запястье к ее рту, другой рукой нежно поглаживая жену за волосы. — Пей, любовь моя. Наполни свое тело самой сильной кровью нашей расы.
Брук знала, что должна быть возмущена.
Та часть ее, которая когда-то была человеком, должна была взбунтоваться при одной мысли о том, чтобы выпить кровь. Но ощущать его, чувствовать его запах, его силу было слишком заманчиво.
Она хотела всего этого. Хотела навсегда.
Словно она делала это уже тысячу раз, Брук ухватила запястье Наполеана, присосалась к нему губами и начала пить. Когда новая волна энергии потекла по телу, она мягко закрыла глаза и провалилась в сон.
Кейген Силивази взъерошил свои темно-каштановые волосы, а затем проверил дату и время. На металлических часах светилось: «Воскресенье, 12:05». Его младший брат Накари мирно лежал под накрахмаленной белой простыней на регулируемой больничной койке. На самом деле, он выглядел слишком спокойным, слишком безжизненным, поэтому у Кейгена возникло непреодолимое желание проверить его жизненные показатели… снова.
Частота сердечных сокращений — стабильная. Артериальное давление — в норме. Дыхание — ровное.
Данные были точно такими же, как и пять минут назад.
И еще пять минут назад…
Он встал со своего прикроватного кресла и начал бесцельно ходить по палате.
— Почему бы тебе ни присесть, Кейген, — проворчал Маркус из дальней части комнаты. Он прислонился к стене и выглядел спокойным и расслабленным, но Кейген знал, что его старший брат был пороховой бочкой, готовой взорваться при малейшей провокации.
— Во мне слишком много энергии, — возразил Кейген. — Я не могу просто так здесь сидеть.
Натаниэль Силивази, который сидел с противоположной стороны кровати Накари, нетерпеливо поерзал в своем кресле. Он согнул и разогнул ноги не меньше трех раз, словно не мог устроиться поудобнее.
— Вам обоим нужно пойти прогуляться, — предложил он.
— И оставить Накари здесь одного? — возмутился Кейген. Его голос звенел от раздражения. Да и сам он едва сдерживался, чтобы не вспыхнуть. — А что если он проснется?
— Я так не думаю, брат.
Ему нужно было чем-то занять руки, поэтому мужчина направился к фарфоровой раковине в углу комнаты. Натаниэль не поддался на провокацию.
— Я просто предложил.
— Мы так и поняли, — сказал Маркус. — Но вот что: когда нам понадобится совет, мы у тебя спросим.
Кейген вымыл и высушил руки, выбросив бумажное полотенце в мусорную корзину. Он прислонился к столешнице и посмотрел на Натаниэля, который положил локти на колени и переплел пальцы, оперевшись на них подбородком. Кейген подумал, что его близнец выглядел уставшим. Его темные, сумрачные и глубокие словно ночь глаза были наполнены беспокойством. И усталостью.