Кровь. Царство химер

— Перемирие с ними — это измена Элиону! — Маркус сплюнул.

Джеймус глянул на вражеское войско в тылу:

— Отправь гонца мимо их восточного фланга.

— Сейчас?

— Да. Посмотрим, дадут ли они ему проехать.

Маркус отдал приказ.

Джастин по-прежнему стоял перед Ордой, ожидая ответа. От бойцов Джеймуса отделился всадник и помчался на восток. Паршивые не шелохнулись.

— Вроде пропускают.

— Ладно. А теперь посмотрим…

— Нет, останавливают.

Паршивые сомкнули ряды на восточном фланге. Гонец развернулся и поскакал обратно.

Джеймус выругался:

— Что ж, остается поглядеть, куда заведет нас изменник.

Тут, словно по сигналу, передние ряды Паршивых расступились. Выехал воин в черном генеральском кушаке. Под капюшоном черт его лица было не разглядеть, виднелось лишь серое пятно. В десяти футах от меча Джастина он остановился.

Послышалось приглушенное бормотание, но слов Джастин разобрать не мог. Разговор тянулся пять минут. Десять.

Потом генерал Мартин вдруг соскочил с лошади, приблизился к Джастину и пожал ему руки, как было принято у Лесного Народа.

— Что это значит?

— Придержи язык, Маркус. Коль доживем до завтрашнего дня, за измену он ответит.

Генерал вернулся в седло и поскакал к своим. Когда он исчез среди Паршивых, в передних рядах протрубил рог.

— И что дальше?

Джастин вскочил на коня, развернул его и послал прямо на отряд Джеймуса. И проскакал футов двадцать, не замедляя скорости, прежде чем Джеймус сообразил, что скачет он вовсе не к ним.

Выругавшись, он направил коня влево.

И заметил озорной блеск в глазах Джастина, когда тот миновал их ряды, направившись к Паршивым, преграждавшим дорогу в лес. Они, не дожидаясь его приближения, разделились и начали отходить: сперва на восток и запад, потом на юг.

У кромки деревьев Джастин натянул поводья. Джеймус глянул назад, затем пришпорил коня:

— Едем!

И лишь на полпути к поджидавшему у опушки Джастину он вспомнил их договор.

Тот и впрямь избавил его от войска Орды: Странным способом, какого он и вообразить себе не мог, не то что понять, но избавил. Как бы там ни было, Джастин вышел победителем.

И чествовать нынче надлежало его.

11

— Он еще спит? — спросил Фил Грант. Неряшливый доктор распахнул дверь в лабораторию:

— Как дитя. Я настаиваю, чтобы мне позволили продолжить исследования. Слишком уж это необычно, поймите. Я никогда такого не видел.

— Поработав еще, вы сумеете добраться до его снов?

— Не знаю, до чего я доберусь, но рад буду попытаться. Что бы там в его разуме ни происходило, оно требует тщательного изучения. Требует, подчеркиваю.

— Боюсь, что времени на изучение у нас маловато, — сказал Грант. — Посмотрим.

Кара вошла в лабораторию первой. Как странно — всего две недели назад она спокойно жила себе в Денвере, работала медсестрой. И вот она здесь, в компании директора ЦРУ и всемирно известного психолога, и оба ждут от ее брата ответов на вопросы о самом, пожалуй, устрашающем кризисе, с которым сталкивались когда-либо Соединенные Штаты Америки. Да и вообще весь мир.

Томас возлежал в темно-бордовом откинутом кресле. Свет был пригашен, с потолка тихо лилась оркестровая версия «Убей меня нежно». Вечер Кара провела, приводя в порядок дела: аренда квартиры в Денвере, страховые документы, тяжелый разговор с матерью, которая была вне себя от отчаяния, узнав, что Томас похитил Монику. Надо бы ее навестить, слетать в Нью-Йорк, если выпадет такая возможность. В голове не укладывалось, что они могут никогда больше не увидеться. По словам ученых, до того, как вирус начнет свою разрушительную работу, оставалось восемнадцать дней. Но на самом деле их могло быть и меньше. Семнадцать. Шестнадцать. Большей точности от симуляций не добиться.

— Значит, он спит уже три часа и не видит снов?

Доктор Майлс Бэнкрофт подошел к монитору и легонько постучал по нему:

— Попытаюсь объяснить. Если он и видит сны, то такие, которые не похожи ни на что, с чем я сталкивался. Нет быстрой фазы движения глаз. Нет перцепционной деятельности мозга, нет изменений в температуре тела. Он крепко спит, но сновидения его скрыты.

— Значит, общая запись сновиденных паттернов и обратная подача…

— Не действуют, — закончил психолог.

Грант покачал головой:

— А с виду он такой… обыкновенный.

— Он совсем не обыкновенный, — возразила Кара.

— Конечно. Просто трудно представить, что от его разума зависит судьба мира. Как-то он узнал о штамме Рейзон… и мысль о том, что в этом же разуме, неизвестно где, кроются знания об антивирусе, несколько нервирует, учитывая, что на медика Томас не учился и дня.

— По этой-то причине вы и должны мне позволить поработать с ним еще, — сказал Бэнкрофт.

Все трое переглянулись.

— Разбудите его, — попросила Кара.

Бэнкрофт мягко потряс Томаса:

— Просыпайтесь, юноша.

Томас открыл глаза.

Чудно, но теперь она и мысленно не называла его Томом. Только Томасом. Это имя шло ему больше.

— Добро пожаловать в мир живых, — сказал доктор. — Как вы себя чувствуете?

Он сел. Протер глаза:

— Сколько я проспал?

— Три часа.

Томас огляделся по сторонам. Три часа. А казалось, что дольше.

— Ну, как? — спросила Кара.

Все смотрели на него выжидающе.