Кровь. Царство химер

— Эй, что стряслось?

— Ничего. Просто скверный денек. — Она сделала большой глоток вина. — Очень скверный.

— Что значит — ничего? На работе все в порядке?

— Пока — да. — Она сделала еще глоток. И он увидел, что руки у нее дрожат.

Майк шагнул к ней. Отнял бокал:

— Говори, в чем дело.

— Не могу…

— Черт возьми, Тереза, скажи уже, наконец!

Она отступила от стойки, провела рукой по волосам, тяжело вздохнула. В таком состоянии он ее еще не видел. Мать, что ли, умирает? Или брат попал в беду в своем Сан-Диего?

— Если ты хотела меня напугать, тебе это удалось. Так что хватит валять дурака. Говори.

— Меня убьют, если расскажу. Именно тебе, а не кому-то другому.

— Ты про мои новости?

Она и так уже сказала слишком много. Он понял это, увидев, как Тереза быстро отвела глаза. Случилось что-то такое, что основательно выбило ее из колеи. За что он, ньюсмейкер, ухватился бы обеими руками. И о чем она дала слово молчать.

— Себе-то не ври, — сказал он, беря с полки другой бокал. — Ты позвала меня, чтобы рассказать, и я не уйду, пока всего не узнаю. Давай-ка сядем и вмажем, а потом поговорим. А хочешь — сразу говорим, пока мы еще в здравом уме. Выбирай.

— Ты можешь дать мне гарантии, что не обнародуешь это?

— Смотря что — «это».

— Тогда забудь. — Она сверкнула глазами. — Тут такое, что… Тебе лучше не знать.

Она едва владела собой. Да… стряслось что-то большее, нежели чья-то смерть или несчастный случай.

— Это имеет отношение к Центру? Никак в Белый дом запустили вирус Западного Нила?

— Клянусь, если ты хоть слово…

— О'кей. — Он поднял руки, правую — с бокалом. — Ни слова, ни намека.

— Это не…

— Клянусь, Тереза! Даю тебе все гарантии, что за стенами этого дома никому и слова не пророню. Только расскажи, наконец!

Она глубоко вздохнула:

— Это вирус.

— Вирус. Неужто я угадал?

— По сравнению с этим вирусом, нильский — детская игрушка.

— Что же это? Эбола? — Он предположил это в шутку, конечно, но она взглянула на него так, что на мгновение он испугался, что попал в точку. — Смеешься?

Но она не смеялась. Иначе над ее верхней губой не выступили бы капельки пота.

— Вправду Эбола?

— Хуже.

Кровь отхлынула от его лица.

— И где этот вирус?

— Везде. Называется штамм Рейзон. — Теперь у нее дрожали не только руки, но и голос. — Террористы рассеяли его сегодня в двадцати четырех городах. К концу недели будет заражено все население Штатов. Способа лечения нет. Если только мы не найдем вакцину. Атланту заразили тоже.

Это не укладывалось ни в какие схемы, выстроенные им для собственного понимания мира. Разве существует вирус хуже Эболы?

— Террористы?

Она кивнула:

— Они требуют наше ядерное оружие. Оружие всего мира.

Майк смотрел на нее не отрываясь:

— Кто же заразился? Ты сказала — Атланта, но это же не значит…

— Плохо слушаешь, Майк. Остановить его невозможно. Все работники «CNN» наверняка уже заразились.

И он тоже? Майк захлопал глазами:

— Но… этого не может быть! Я ничего не чувствую…

— Инкубационный период — три недели. Через две почувствуешь, поверь, если только не найдется антивирус.

— И ты думаешь, что люди не должны об этом знать?

— Зачем? Чтобы сойти с ума от страха? Майк, если ты хотя бы посмотришь с экрана как-нибудь не так, я тебя убью! Слышишь? — Она раскраснелась.

Он поставил бокал на стойку и прислонился к кухонному шкафу.

— Ну, хорошо, хорошо. Успокойся.

Он внимательно слушал, но ему по-прежнему мерещилось что-то не то. Что-то не сходилось.

— Наверно, это ошибка. Такого… просто не бывает. Кто еще знает?

— Президент, его кабинет, кое-кто из конгресса. Правительства многих других стран. Ошибки нет. Я и сама сдала анализы. И видела компьютерную модель. Это правда, Майк. Хоть мы и надеялись, что ничего подобного никогда не произойдет.

Тереза упала в кресло, откинула голову на спинку, закрыла глаза и сглотнула.

Майк сел верхом на стул. Некоторое время они молчали. Веяло прохладным воздухом от кондиционера. Тихо урчал холодильник.

Тереза открыла глаза и потерянно уставилась в потолок.

— Давай сначала, — сказал он. — Расскажи мне все.

С электроэнцефалограммой возникли проблемы.

Бэнкрофт понимал, что это не так. На самом деле что-то странное происходило не с аппаратом, а с разумом человека, мирно спавшего в кресле. Но ученый в нем требовал проверки всех возможных вариантов.

Он выключил аппарат, отсоединил и заново присоединил электроды. Включил. По экрану побежали волновые паттерны, соответствующие деятельности бодрствующего мозга. То же самое. Ошибки нет. Никаких перцепционных волн.

Он проверил остальные мониторы. Цвет лица, движение глаз, температура тела… Ничего. Ни одного совпадения. Томас Хантер спал вот уже два часа. Дыхание ровное, тело расслабленно. Он действительно спал.

Но признаки сна этим и ограничивались. Температура тела не менялась. Движение глаз не вступало в быструю фазу. В электроэнцефалограмме не было и намека на перцепционную деятельность мозга.

Бэнкрофт обошел вокруг пациента дважды, мысленно перебрал возможные объяснения.

Не нашел.

Тогда он отправился к себе в кабинет и набрал номер, который дал ему директор ЦРУ.

Грант.