— Еще шесть городов, — сказал Фил Грант, бросив папку на кофейный столик. Темно-бордовый шелковый галстук болтался петлей у него на шее. Фил пальцем ослабил его еще немного. — Включая Санкт-Петербург. Русские на стенку лезут. Будет чудо, если они удержат это в секрете.
— Это… это кошмар, — сказал его помощник, Демпси, подходя к окну и отрешенно выглядывая из него. Томас проводил его взглядом. — У русских большой опыт по удерживанию в секрете чего угодно. Меня волнуют Штаты. Готов поспорить, Ольсен уже болтает вовсю. Сколько всего, вы говорите?
— Двадцать. Через аэропорты. С точностью часового механизма.
— Разве мы не
— В ЦКЗ, по последним данным, создали новую модель. И считают, что это уже ни к чему. С того времени, как вирус попал в Нью-Йорк, внутри страны было совершено больше десяти тысяч перелетов. По самым скромным подсчетам, заражена уже четверть населения.
Грант уперся локтями в колени и сложил пальцы домиком. Руки у него дрожали.
Демпси отошел от окна. Подмышки его светло-голубой рубашки потемнели от пота. В ЦРУ уже окончательно осознали ужасающую реальность того, что должно было произойти с Соединенными Штатами Америки.
Грант доставил Томаса в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли сорок пять минут назад.
— Вы уверены, что психолог нужен? — спросил Томас. — По-моему, это пустая трата времени.
— Наоборот, попытки заглянуть к вам в разум — единственное, чем стоит заняться, — ответил Грант.
— В память — возможно. Но то, что происходит, — происходит не только у меня в голове, в этом я не сомневаюсь, — возразил Томас.
— И памятью займемся. Если вы и впрямь дали Карлосу характеристики антивируса, как вам кажется, эта информация должна была сохраниться. Если повезет, доктор Майлс Бэнкрофт стимулирует воспоминания. У вас нет никаких сведений о том, где мог бы обосноваться Свенсон?
— Никаких.
— А где он держит Монику?
— Думаю, она там же, где и он. Единственная зацепка — факсы, посланные из квартиры в Бангкоке. Ее нашли шесть часов назад. В ней — никого и ничего, кроме ноутбука. Свенсон на одном месте не задерживается. Последний факс был прислан из Стамбула. И таких мест у него, как нам известно, сотни. Сколько мы искали Бен Ладена? А этот тип еще изворотливее. Но в ближайшие несколько дней это значения не имеет. Как вы сами сказали, он работает не один. Возможно, на какую-то страну. Рано или поздно вы узнаете, на какую именно.
— А он наверняка захочет, чтобы мы это узнали. Ведь мы не станем ее бомбить, если у него будет антивирус. — Грант встал, покачал головой. — Мир разваливается на куски, а мы сидим тут, беспомощные, как слепые котята.
— Как бы там ни было, нельзя позволить, чтобы кто-то уговорил президента пойти на компромисс, — сказал Томас.
— Полагаю, вы сможете сделать это сами, — ответил Грант. — Завтра он хочет встретиться с вами лично.
Зазвонил телефон. Грант поднял трубку. Послушал, сказал:
— Отправляем, — и тут же положил ее. — Вас ждут. Идемте.
Доктор Майлс Бэнкрофт оказался человечком низкорослым и неряшливым. Мятые брюки, щетина на лице — совершенно не похож на обладателя Пулитцеровской премии, какими те представляются большинству. Зато усмешка понимающая и обезоруживающая — то, что надо, учитывая род его занятий.
Копания в человеческом разуме.
Лаборатория располагалась в небольшом полуподвале с южной стороны кампуса Джона Хопкинса. Томаса привезли сюда на вертолете и так спешно проводили вниз по лестнице, словно он был свидетелем, подлежащим защите, а на соседних крышах поджидали снайперы.
Психолог встретил его в белой бетонированной комнате. Двое людей Гранта уселись поджидать в холле. Сам Грант, обремененный множеством забот, остался в Лэнгли.
— Как я понимаю, вы собираетесь меня загипнотизировать. Пристегнуть к своим аппаратам и усыпить, после чего будете пытать мой разум электростимуляцией.
Бэнкрофт усмехнулся:
— Правильно понимаете. Я обычно описываю это в более приятных и шутливых выражениях, но суть вы, юноша, ухватили верно. Гипноз — штука довольно ненадежная. Скажу честно, он требует некоторого сотрудничества с вашей стороны, и хотелось бы, чтобы вы оказались к нему способны. Ну а если не окажетесь, я все равно добьюсь каких-нибудь любопытных результатов, к примеру, сделав из вас Франкенштейна. — Еще одна усмешка.
Томасу он понравился.
— Может, объясните, как вы делаете Франкенштейнов? Так, чтобы я понял?
— Извольте. Мозг записывает все, и ваш в данный момент тоже этим занимается. Мы не знаем точно, как извлечь информацию, как записать воспоминания, и так далее и тому подобное. Но делаем нечто близкое к этому. Пристегнув вас вон к тем проводам, мы сможем записать волны, излучаемые мозгом. Увы, в языке мозга мы разбираемся слабо, поэтому, видя крючочки и хвостики, понимаем, что это что-то означает, но что именно — не знаем. Улавливаете?
— Значит, ключика у вас нет.
— Можно сказать и так. Приступим?
— А если серьезно?