— Я пойду за ними, Джеремия. Поверь мне — от этих книг зависит, выживем ли мы вообще.
Джеремия испуганно привскочил:
— Но это значит, пойти к самому Кваронгу!
— Да, а Кваронг со своим войском сейчас недалеко от ущелья Наталга. В пустыне к западу отсюда, зализывает раны. — Томас шагнул к окну. Луна таяла в разгоравшемся утреннем свете. — Ты вроде говорил, что шатер вождя всегда стоит в центре лагеря. Это так? — спросил он, повернувшись к старику.
— Да, и со всех сторон окружен солдатами. Чтобы подобраться, нужно быть одним из них… — Старик испуганно распахнул глаза и бросился к Томасу: — Не делай этого! Зачем оно тебе? Рисковать жизнью, жизнью величайшего нашего воина, из-за нескольких старых книг, которых, может, и вовсе не существует?
— Затем, что, если я их не найду, то могу умереть. — Он отвел взгляд. — Все мы можем умереть.
Рашель сидела за столом словно бы во сне.
Понимая, что это и вправду сон.
Понимая также, что сном это является не более чем любовь, которую она питает к Томасу. Или не питает. Поди пойми.
Сон был на удивление живой и яркий. Сидя за столом, она отчаянно пыталась найти решение очень важной проблемы, надеясь, что вот-вот оно явится, и, сознавая, что в противном случае той жизни, которую она знает, придет конец. Не только в этой крохотной комнатке, а во всем мире.
Это было общее впечатление, потом пришло осознание деталей.
Например, черный стол. Гладкий.
Ящик на столе.
Под рукой у нее — мышка, скользит по черному резиновому коврику. На мониторе — уравнение, штамм Рейзон, мутация ее собственного творения. По правую руку — электронный микроскоп и прочие приборы.
Лаборатория.
Все привычно, как ее собственное имя.
Моника де Рейзон.
Нет. Ее настоящее имя — Рашель, и на самом деле ей непривычно все в этой комнате, а более всего — женщина по имени Моника де Рейзон.
Или все-таки привычно?
Монитор в этот момент потемнел. Она увидела в нем отражение Моники. Свое отражение. Темные волосы, темные глаза, высокие скулы, маленький рот. Возникло ощущение, будто она и
Моника де Рейзон, всемирно известный ученый-генетик, упрятанная внутрь горы под названием Циклоп, стоящей на индонезийском острове, Вальборгом Свенсоном, который рассеял штамм Рейзон в двадцати четырех городах разных стран.
Тут ее, наверное, никогда не найдут. Кто бы ни искал. Даже Томас Хантер, дважды рисковавший ради нее своей жизнью.
Кое-какие чувства Моника к Томасу питала. Но не такие, как Рашель.
Глядя на монитор, она навела курсор на нижний угол модели. Еще раз подняла лист бумаги, испещренный формулами и цифрами. Кажется, так. Должно быть так. Она отложила страницу.
Палец обожгло, она бегло на него взглянула.
— Пожалуйста, пожалуйста, — прошептала. — Пожалуйста, найдись!
Кликнула мышкой. И на монитор выплыла формула.
От облегчения она чуть не разрыдалась. Откинулась на спинку стула.
Код был цел. Ключ нашелся, и мутация его, по всей видимости, не затронула. Значит, и вирус, созданный ею для выведения из строя этих генов, был дееспособен!
Тут явилась мысль, от которой радости у нее поубавилось. Получив желаемое, Свенсон ее убьет. Может, не говорить ему ничего? Нет, надо сказать. Ведь эта информация должна спасти огромное количество людей, независимо от того, кто именно ею воспользуется.
А вдруг не должна? Он рассказал ей не все. Было что-то…
— Мама! Мам, проснись!
Рашель подскочила:
— Томас?
В дверях стоял ее сын.
— Папы нет. В дозор, наверно, отправился.
Рашель откинула покрывало и встала.
— Нет. Он должен быть дома.
— Так доспехов тоже нет. И меча.
Она взглянула на вешалку в углу, где висели обычно его латы и ножны. Та была пуста. Может, он и впрямь отправился в дозор, ведь столько народу сейчас прибывает на Собрание?
— Я уж поспрашивал в деревне, — сказал Сэмюель. — Никто не знает, где он.
Она задернула холщовую занавеску, заменявшую дверь. Торопливо сняла спальную рубаху, надела блузу из мягкой кожи со шнуровкой крест-накрест на спине. В шкафу висело больше дюжины ярких платьев и юбок, предназначавшихся в основном для празднований. Рашель выбрала желтовато-коричневую кожаную юбку, надела и туго затянула веревочные завязки. Под платьями рядком стояли шесть пар мокасин, некоторые — новые, некоторые уже изрядно поношенные. Она схватила первую попавшуюся.
О том, что делает, она не думала. Мысли были заняты сном. Подробности его уже стирались в памяти, но отдельные мгновения все еще были яркими, как оперение попугая.
Она попала в сновиденный мир Томаса.
Побывала в лаборатории, скрытой внутри горы Циклоп, с Моникой — или Моникой самой? — делая и понимая такое, о чем представления не имела. И если Моника вправду нашла свой ключ, девушку могли убить прежде, чем Томас ее найдет.
Сердце у нее колотилось. Нужно ему об этом рассказать!