Кровь Севера

И вот, рядом со мной, живое тому свидетельство.

И переключил внимание на англичан.

К моему удивлению, парням учинили настоящий допрос. Причем – по-арабски. Всё тот же полиглот. Дикон и Уилл прошли испытание с блеском. Им ведь даже врать не пришлось. Чистую правду рассказывали.

Когда историю бывших галерников перетолмачили на итальянский, народ сразу загомонил. И еще я заметил: стража малехо расслабилась. А чего напрягаться, если, считай, все свои.

Но тут напомнил о себе Хальфдан Рагнарссон.

Рявкнул по-датски, что желает донести до общественности волю своего славного конунга.

Хорошо так рявкнул. У итальянцев вмиг расслабон прошел от зычного норманского голоса. При других обстоятельствах кого-нибудь и пронести могло. Живой викинг – это вам не комнатная собачонка!

Граф тоже брови сдвинул грозно и потребовал немедленно объяснить, что именно сейчас пролаял дикий язычник.

И тут мой ярл показал себя во всем актерском блеске. Не зря говорят, что великий человек велик во всем.

Хрёрек картинно вознес руки и провозгласил, что ныне свершилось великое чудо: главный норманский разбойник, тот самый, что разграбил Париж, Орлеан, Нант и многие другие города франков, склонился наконец к Истинной Вере.

Первым подал голос граф. Выразил сомнение. Сразу видно – матерый вояка. Такому проще поверить в чертей, чем в ангелов. А уж искреннее раскаяние языческого короля – это тот сорт чуда, который здорово попахивает подставой.

А вот епископ был – другого мнения. Мягко укорил графа в недоверии к Божьему всемогуществу. Затем, отодвинув стражу, бесстрашно сошел к нам и ласково похлопал моего ярла по плечу. Давай-ка к делу.

Думаю, с подобной фамильярностью Хрёрек-ярл не сталкивался уже лет пятнадцать. Но – стерпел. Из роли не вышел. Обратил старательно измазюканное лицо вниз, к низенькому пузатому епископу, и поведал, что, с Божьей помощью, сумел обратить к Свету воистину злодейскую душу. Так вот, с колен, и поведал: мол, бессчетно жизней отнял норманский король и священников погубил – немерено. Но – приболел. Причем – смертельно. И это радует, потому что иначе еще больше правильного народа нашло бы смерть от норманского железа. И даже крепкие стены не спасли бы. Ведь Париж, да Нант, да прочие французские города тоже не штакетником обнесены были. А вот пали. И сей город несомненно пал бы…

Но Господь спас. Сильно болен норманский король-конунг. Не до грабежей ему ныне. Зато вспомнил он о душе. И будучи много наслышан о христианской вере, желает он немедленно креститься. Прямо здесь, в этом великолепном городе, к стенам которого вынес его шторм. Ибо видит кровавый норманский вождь в этом событии проявление высших сил, бороться с коими человеку не следует.

А если всё будет так, как хочет норманский король, то и воины его откажутся от всяких враждебных намерений по отношению к этому городу. И обещают сохранить мир с его жителями, а за право на производство судоремонтных работ, а также за провиант, воду и прочий сервис норманы готовы заплатить, и заплатить весьма щедро, поскольку золота и иных ценностей у них столько, что натурально девать некуда.

А уж за то, что король-конунг будет крещен, всем участникам будут вручены замечательные подарки. И этот факт готов подтвердить сынок короля-конунга, могучий северный граф Хальфдан.

Хальфдан, которому перевели последние слова Хрёрека, с важностью кивнул и рыкнул по-датски: да, так и есть. А также, чтоб новый бог не подумал, что принимает под свою руку какого-нибудь нищего трэля, конунг желает, чтобы жрецы Христа великодушно приняли кое-какие дары. Авансом.

Опаньки! Слово взял сундучок.

Ему стоило всего лишь открыть ротик, и сразу стало понятно, чей аргумент тут главный. Золотишко, изъятое у французских святош, так и сияло. Священная посуда для богослужений, драгоценные оклады, усеянный драгоценностями крест, головной убор епископа нантского Гвигарда…

Готов поставить свой Вдоводел против ржавого тесака: у здешнего епископа и мысли не возникло: вернуть имущество коллегам по ремеслу.

А сиятельный граф аж слюни пустил… И тут же заявил, что готов лично стать восприемником при крещении раскаявшегося конунга.

– И я, и я! – воскликнул епископ.

Если минутой раньше меня и терзали некоторые сомнения: не беру ли я грех на душу, участвуя в подобном лицедействе, – то теперь все сомнения исчезли. Такие рожи были и у графа, и у епископа… да и у большинства придворных, что сразу становилось ясно: вот он, их настоящий бог. Из сундучка выглядывает.

Порешили так. Болящий конунг будет крещен завтра. Ему и небольшой (дружба дружбой, а варежку не разевай!) свите (без оружия!) будет разрешено войти в город, где в главном соборе состоится обряд Крещения.

Доблестным северянам сход на берег тоже дозволяется, но – в пределах гавани. В городские ворота – ни-ни. Да и зачем? Всё необходимое: еда, питье, одежда, запчасти для ремонта – будет доставлено прямо к причалам. По разумным ценам. Как говорится: любой каприз за ваши деньги.