Сказать, что меня никогда не волновали слезы людей, было бы преуменьшением. Мой отец позаботился о том, чтобы вырвать из меня эту эмоцию, как и все остальные.
Но вид ее редких слез напоминает мне о ее отчаянии и глубокой скорби, когда мы оставили старую мертвую пару в России. Это напоминает мне о том времени, когда она начала ненавидеть меня, отдалила нас друг от друга и полностью вычеркнула меня из своего ближайшего окружения.
Она могла бы последовать за мной в Нью-Йорк, но это было сделано ради каких-то других целей, не ради меня. Она может жаждать моих прикосновений и позволять мне делать с ней все, что я хочу, но нас разделяет стена.
Эти слезы — напоминание об этой стене. Очень жестокое напоминание о том, что я понятия не имею, что творится в голове у этой женщины.
— Я сказала, что все улажено, — повторяю я уже менее мягким тоном. — Какого хрена ты плачешь?
Тени от стола отбрасывают темные тени на ее бледную кожу.
— Рай думает, что ты гей, и обязательно использует это против тебя, верно? Она будет угрожать тебе этим и, возможно, даже поставит под угрозу все, над чем ты работал. Как об этом можно позаботиться?
— Возможно, ты плачешь из-за последствий этого инцидента для меня?
Она медленно моргает.
— А с чего бы еще?
— Разве ты не говорила, что нельзя, чтобы твой настоящий пол был раскрыт?
— О, да. Это.
— Почему это прозвучало как послесловие?
Она поднимает плечи и фыркает.
— Думаю, так и есть. Я не хочу, чтобы другие знали, что я женщина, но в основном я беспокоюсь о твоем положении. Если Пахан узнает, что ты выдавал женщину-телохранителя за мужчину или что ты гомосексуалист, он, вероятно, не оставит это без внимания, верно?
— Позволь мне побеспокоиться об этом.
— Но... я должна быть той, кто защищает тебя, а не наоборот.
— Ты права, но ты не всегда должна защищать мое физическое тело. Виктор и остальные могут позаботиться об этом.
— Тогда что я могу защитить?
— Мой член, который Рай заблокировала так сильно, что он весь синий?
Она фыркает, улыбаясь сквозь слезы, и ее щеки приобретают глубокий оттенок красного. Это самая охуенно красивая вещь, которую я когда-либо видел.
Мои пальцы находят ее лицо, и я не спеша вытираю слезы, которые прилипли к ее щекам, носу, губам и подбородку.
Она дрожит в моих руках, и еще больше слез каскадом стекает по ее щекам. Я притягиваю ее к себе, затем высовываю язык, чтобы слизать слезы, которые стекают по ее щекам и по краю губ.
Ее губы дрожат, и я не могу сопротивляться непрекращающейся потребности опустошить ее. Я снимаю очки и прижимаюсь ртом к ее рту. Мой язык проникает внутрь ее гостеприимного жара, и я целую ее с дикостью животного.
Саша пытается поцеловать меня в ответ неуверенными движениями, но невозможно выдержать мой темп, не тогда, когда у меня есть намерение поглотить ее целиком.
Не тогда, когда каждая частица во мне требует, чтобы я поглотил ее так, что от нее ничего не останется, когда я закончу.
Она хнычет мне в рот, ее сердце бьется в унисон с моим, а тело становится податливым в моих руках.
Я целую ее так, будто никогда не собираюсь останавливаться, а она целует меня так, будто хочет разорвать эту извращенную связь, но не может.
Глава 27
— Саша, это ты?
Я прячусь дальше за стеной у подножия лестницы клуба и крепче сжимаю телефон.
— Это я, дядя Альберт.
— О чем ты думала? — его голос твердеет от беспокойства. — Как ты могла уехать из России, не предупредив меня?
— Прости, но ты сказал не связываться с тобой, если только это не срочно и абсолютно необходимо, так что...так что…
— Значит, ты решила уехать, не предупредив меня, после того как пообещала держаться подальше от Морозовых.
Я ерзаю, с каждым мгновением пот все сильнее струится по моему позвоночнику. Он говорит спокойно, но за его словами чувствуется разочарование, словно он доверил мне что-то, а я его подвела.
— Я просто хотела узнать, какое отношение имеет Роман Морозов к гибели нашей семьи. Я заслуживаю знать, почему я потеряла всех в одно мгновение.
— И? Ты получила ответ?
— Нет. Он умер, как только мы приехали сюда, но я сблизилась с Кириллом. Если я проявлю себя, он даст мне доступ к кабинету, в котором его отец хранил документы, и…
— Это бесполезно, Саша. Ты ведешь безнадежную борьбу.
— Но почему? Я не узнаю, пока не попробую.
— Или тебя убьют за то, что ты перешла на сторону мафии. — Он выпускает длинный вздох. — Это не регламентированная военная жизнь, Саша. Ты пошла вперед и вписала себя в беззаконный мир, который не терпит предательства. Ты можешь думать, что сблизилась с этим Кириллом, но как только он учует что-то неладное, ты будешь похоронена там, где тебя никто не найдет.
У меня перехватило дыхание, и я прислонилась к стене, чтобы восстановить самообладание. Да, я думала о такой возможности, когда впервые решила приехать сюда, но это было до всего, что случилось с Кириллом.
Правда в том, что какая-то маленькая и, возможно, глупая часть меня думала, что я точно смогу отделить бизнес от удовольствия. Мы оба используем тела друг друга для удовлетворения плотских потребностей, и это все.