Кровь Моего Монстра

Смерть Нади и Николаса сильно ударила по мне.

Это было похоже на массовое убийство заново. Их тела во всей этой крови были жестоким напоминанием о моих родителях, кузине и всех, кто покинул меня навсегда.

Я даже не приблизилась к тому, чтобы справиться с этим, но как только я подумала, что хуже уже быть не может, все резко изменилось.

После того как Виктор забрал нас из коттеджа, нам потребовался почти день, чтобы добраться до базы, поскольку они не могли прислать вертолет.

В этот момент на нас обрушились одна за другой разрушительные новости.

Рулан и весь его отряд были уничтожены.

Виктор потерял двух человек, и еще несколько человек были ранены.

Общая атмосфера на базе стала такой напряженной и густой, что ее можно было резать ножом.

Депрессивное настроение, хуже моего, ожесточает людей и старит их не по годам.

Когда я была там во время миссии, то думала только об уничтожении целей. Я предпочитала не думать о разбросанных останках наших людей на снегу.

Или о крови.

Или о боли, которую это причинит.

Сейчас, однако, все эмоции нахлынули на меня разом. Мучительно и нереально думать о том, что мы потеряли людей, с которыми я ела, тренировалась и играла в футбол.

Большинство из них были молодыми, амбициозными, и все их будущее было впереди.

Рулан... человек с неистовой преданностью и упрямым характером, ушел. Навсегда.

Я бросаю взгляд на Кирилла, который вместе с Виктором направляется туда, где лежат раненые. Он не останавливается, чтобы переодеться или отчитаться перед вышестоящим начальством, которое, должно быть, ждет отчета о выполнении задания. Он выбирает своих людей.

Его выражение лица остается нейтральным, собранным и абсолютно невозмутимым, когда он похлопывает одного солдата по плечу и кивает другому.

Либо он бесчувственный, стальной человек, не знакомый с понятием эмоций. Вот почему он так отстраненно отнесся к смерти Нади и Николаса.

Именно поэтому он смог сохранить спокойствие, получив известие о гибели своих людей.

Именно поэтому он капитан. Никто, кроме него, не сможет собрать воедино то, что осталось от подразделения.

— Саша!

Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы оказаться в братских объятиях. Я обхватываю спину Максима и вздрагиваю, когда он сжимает мое больное плечо.

Он отступает назад.

— Что такое? Ты в порядке?

— Просто небольшая огнестрельная рана. — Я кручу рукой. — Но я как новенький.

— Господи, мужик. Я думал, мы потеряли тебя и капитана.

Мы оба поворачиваемся туда, где, как я думаю, он исчез за углом. У меня перехватывает дыхание, когда я оказываюсь в центре его удушающего внимания.

Кирилл стоит там минуту, глаза холодные, скрытые капюшоном, полные презрения. Выражение исчезает так же быстро, как и появилось, а затем он заходит за угол.

Мое сердце, однако, не замедляется и не успокаивается. Если бы я сказала, что это только из-за взгляда, это было бы ложью.

Я была такой суетливой и не в себе с тех пор, как он позволил мне обнять его вчера в коттедже. Он не успокаивал меня физически, но его присутствия было достаточно, чтобы создать ощущение безопасности.

Так мне удалось взять себя в руки и отказаться от самоубийственной мысли броситься в опасную ситуацию.

Ему не нужно было ничего говорить или даже прикасаться ко мне. Одного ощущения его твердых мышц и ровного сердцебиения было достаточно, чтобы заставить замолчать демонов внутри меня. Долгие годы я полагалась только на себя, что привело к тому, что я похоронила свои эмоции и боролась за выживание. Я так привыкла к этому чувству до того момента, когда он позволил мне обнять себя. Когда кто-то был рядом для разнообразия, это вызывало опасное привыкание.

— Земля вызывает Сашу. — Максим щелкнул пальцами перед моим лицом, и я моргнула.

— Да?

— Что заставило тебя так отключиться? — он подходит ближе и обходит меня. — Ты ударился головой?

Я игриво шлепаю его по руке.

— Может, а ты ранен?

— Не-а. Я в порядке, как дьявол. — Он улыбается, но в его улыбке нет той обычной беззаботной энергии.

Если кто-то вроде Максима так пострадал, то для остальной надежды нет.

— Мне жаль Рулана и остальных, — тихо шепчу я, как будто боюсь, что он меня услышит.

— С чего бы это? Ты не убивал их.

— Нет, но я знаю, как вы были близки... Я так привык к нему и даже не знал его долго.

— Он был просто клоуном. — Его плечи поникли. — Подумать только, мы так непринужденно пели в ночь перед его смертью, не имея ни малейшего представления о том, что нас ждет.

— Макс...

— Он ушел с честью. — Он кивает, как бы про себя. — Он спас ребенка, закрыв его своим телом, потому что был ответственным ублюдком.

Я сжимаю его плечо, и он тяжело вдыхает. Я бы хотела сказать ему, что это нормально — плакать, кричать или делать все необходимое, чтобы выразить свое горе, но эти люди отсталые и сочтут это слабостью.

— В любом случае. — Он поднимает воображаемый бокал. — Я обещаю прожить все те годы, которые он не смог, петь для нас обоих.

Я прижимаю свой воображаемый бокал к его.

— Я присоединюсь.

— Это мой человек!

— Где Юрий? — спрашиваю я, окидывая взглядом свое окружение.