Я не могу ни дышать, ни думать, пока он смотрит на меня глазами, которые можно принять за оружие массового поражения.
— Так ты проснулась. — Хриплый тембр его сонного голоса разносится в воздухе и застревает между нами.
Его большая рука сгибается на моем бедре, и я почти чувствую, как его кожа погружается в меня так глубоко, что я не смогла бы стряхнуть ее, даже если бы захотела.
— А я-то думал, что ты двигаешься во сне.
В его голосе слышится легкий смешок, и, если бы я не была так расстроена, я бы поклялась, что в нем звучит садизм.
— Я.… я не двигалась. — Лгу сквозь зубы, и это звучит ничуть не убедительно.
— Правда? Я почти уверен, что ты делала это специально.
Мои щеки пылают, и я начинаю опускать голову. В мгновение ока он поднимает мой подбородок указательным и средним пальцами.
На этот раз мне не удается избежать холодных глубин его карающего взгляда. И тут меня осеняет, что причиной моего беспокойства всегда были эти глаза.
Они больше скрывают, чем показывают. Они скрытные, жестокие, в них нет ни капли сочувствия или милосердия.
Невозможно понять, о чем он думает или что замышляет, не говоря уже о том, чтобы попытаться от него уклониться.
— Ты делала это специально, Саша? — от остроты его слов у меня перехватывает дыхание. Как будто он знает, точный угол, в который он меня загнал, и теперь идет на нокаут.
Не помогает и то, что всякий раз, когда он называет меня Сашей, меня пронзает дрожь. Это ново и звучит интимно, когда он это произносит.
— Нет. — Мой голос едва шепчет, но он спокоен и собран, в нем нет прежней нервозности, как будто я действительно верю в свои слова.
— Ты уверена?
Мое сердце замирает, реагируя на настойчивость в его голосе. Я так близка к тому, чтобы разгласить свое намерение просто ради того, чтобы увидеть его реакцию. Я останавливаюсь, понимая, что не смогу справиться с этим, если разрушу стену между нами.
Я не могу позволить себе застрять в паутине Кирилла со всем тем, что ложится на мои плечи.
Я просто не могу позволить себе отвлекаться.
Поэтому я киваю.
В тот момент, когда я это делаю, с меня словно снимают заклинание.
Кирилл отпускает мою челюсть и убирает руку с моей талии. Я вижу, как закрывается его лицо, когда он говорит:
— Очень хорошо.
Он перекатывается на другую сторону кровати и встает одним быстрым движением. Я пытаюсь разглядеть его лицо, но он полностью закрылся от меня, как строгий, неприступный капитан.
Стук в дверь пугает меня, затем следует голос Нади:
— Ты встала?
— Да, одну минуту. — Я, спотыкаясь, встаю с кровати.
— Не надо торопиться. Просто выходи на завтрак и укол, когда будешь готова.
— Хорошо, спасибо!
С исчезновением голоса и присутствия Нади исчез и Кирилл. Он исчез в ванной комнате, пока я с ней разговаривала.
У меня чешутся ноги, чтобы последовать за ним и попытаться проветриться, но какой в этом смысл? Так будет лучше.
Я поступила правильно.
По крайней мере, я надеюсь на это.
После того, как я надела платье и колготки, которые Надя оставила для меня на стуле, я умыла лицо в гостевой ванной комнате в коридоре. Это занимает больше времени, чем нужно, так как из-за боли в плече мне то и дело приходится останавливаться.
Посчитав себя достаточно презентабельной, я иду на встречу с пожилой парой.
Как и вчера вечером, Надя не позволяет мне помочь и вместо этого дает мне какое-то лекарство. Укол, конечно, тоже. Я чуть не плачу, ожидая, когда закончится это испытание.
— Ты так быстро поправилась, — комментирует Николас, нехотя позволяя мне помочь ему накрыть на стол.
— Она молодая и сильная, — отвечает Надя, принося тосты.
— Я думаю, воля — это все. — Он улыбается мне, как улыбался бы мой дядя. — У тебя определенно сильная воля, юная леди. Защищай ее всем, что у тебя есть.
— Мой отец сказал мне оставаться живой. Все остальное можно исправить, пока я жива. — Говорю я сдерживаю слезы, которые наворачиваются на глаза.
— Это мудрые слова. — Говорит Николас.
— Я бы хотел, чтобы он был достаточно мудрым, чтобы остаться в живых.
— О, ты здесь. Давайте садиться завтракать. — Надя усаживает Кирилла на место рядом со мной, и я почему-то на мгновение задерживаю дыхание.
Он в черных брюках и светло-голубой рубашке на пуговицах, которая обтягивает его грудные мышцы и бицепсы. И он снова в очках, которые делают его более смиренным, чем он есть на самом деле.
Он благодарит Надю за еду и хвалит Николаса за стул, который он сделал сам.
Но он не смотрит на меня и не обращается ко мне. Ни разу. Он делает это очень деликатно. Не то чтобы он смотрел на меня или относился ко мне по-другому.
Может быть, мне все привиделось. В конце концов, это просто он сам по себе. Он тот же Кирилл, которого я узнала за последние пару месяцев.
Возможно, во время этого испытания я уловила в нем какие-то изменения, но это может быть просто моя попытка увидеть в нем человеческую сторону.
И потерпела неудачу.
***
— Ты хоть знаешь, как этим пользоваться?
Я поднимаю голову на голос Нади. Я вела себя как ее неопытная ученица на кухне, и она мне это позволяла.