Кровь Моего Монстра

Я снимаю бинты и останавливаюсь, когда ее груди высвобождаются. Они не большие и не маленькие. Они как раз подходящего размера, чтобы схватиться за них, пока…

Сосредоточься.

Я надеваю на нее платье, затем делаю дырку на месте ее раны и пропитываю ее кровью. Удовлетворившись внешним видом, я снимаю с нее штаны, накрываю пальто и надеваю ей сапоги. Они на размер великоваты, но сойдут. Мои останутся, так как они подходят к моей одежде.

Закончив, я останавливаюсь, глядя на нее. Странно, что простая смена одежды может так изменить ее внешний вид.

Закопав наши вещи, включая ее винтовку, в снег, я несу ее и направляюсь в сторону деревни.

Она легкая, едва заметная в моих руках. Ее голова прислоняется к моей груди, а обмякшая окровавленная рука обнимает меня за шею.

— Липовский, — зову я ее, пытаясь удержать ее в сознании.

— Александра… — шепчет она низким и хриплым голосом.

Так это ее настоящее имя.

Александра.

Должен сказать, я разочарован отсутствием усилий при выборе мужского имени.

Мужчина, толкающий тележку с овощами, останавливается, увидев меня, и его старческое лицо сморщивается от удивления.

— Что это… что происходит? — он говорит на очень местном диалекте, который я едва понимаю.

— Моя жена… — я смягчаю свой голос и наполняю его печалью, играя роль в совершенстве. — Ее застрелил солдат. Пожалуйста, помогите нам.

Глава 10

Саша

Кровь капает вокруг меня.

В тишине звук усиливается до ужасающего крещендо.

Тьма расширяется настолько, насколько может видеть мое зрение. Туман сгущается и плывет в плавном движении, смешиваясь с кровью и струясь подо мной и надо мной.

Капля горячей жидкости падает мне на щеку, за ней следует еще одна, и еще…

Я осторожно поднимаю голову, несмотря на расширяющееся в груди ощущение клаустрофобии.

В этой ситуации что-то не так, но это не мешает мне попытаться оценить, что происходит.

Действительно, посреди дымной тьмы с неба свисают тела, глаза выпучены, языки причудливо вываливаются изо рта, а одежда пропитана кровью.

Я бы узнала каждое из их лиц, даже если бы я была старой, седой и на смертном одре.

Моя семья.

Слезы наполняют мои глаза, и я вскакиваю, отчаянно пытаясь протянуть руку и освободить их трупы, но сильный порыв ветра прерывает меня.

— Ты неудачница, Александра! — громкий голос доносится сверху, как будто все они говорят одновременно.

— Провал.

— Ничего, кроме неприятностей.

— Тебя не должны были щадить.

— Почему ты живешь, а мы нет?

Они смешиваются, перетираются и превращаются в лужу ужасающих криков. Их кровь пропитала мою рубашку и прилипла к коже, векам и рту. Повсюду.

Я глотаю металлический привкус, почти захлебываясь кровью и крича.

Я затыкаю уши руками и кричу.

Мои глаза распахиваются и сталкиваются со старым потолком. Никакие тела не свисают оттуда, и кровь не пропитывает меня.

Я не могу сосредоточиться, голова пульсирует от боли, но я сосредотачиваюсь на том, что меня окружает. Я на кровати в маленькой комнате. Старинный камин с дровами придает этому месту винтажную уютную атмосферу.

Что я здесь делаю…?

Я ломаю голову над тем, что сделала в последний раз, но до сих пор не могу понять, в чем дело.

Мы были на задании и…

Черт. Миссия!

Я бросаюсь вперед, и мое плечо пронзает боль. Святое дерьмо.

Как только я думаю, что умру от обжигающего ожога, дверь открывается. Я откидываюсь назад к изголовью, мои чувства настороже, и тянусь за ножом для голени. Только я не ношу ботинок, и… моя грудь просто подпрыгивала при моем движении?

Я смотрю вниз и… что за…? На мне хлопковая ночная рубашка с бретельками-спагетти и глубоким V-образным вырезом, обнажающим половину моей груди. Нет никаких следов моей повязки на груди.

Пожалуйста, скажите мне, что это продолжение моего кошмара.

— Наконец-то ты проснулась.

Я вздрагиваю от приветственного женского звука и поднимаю одеяло, чтобы укрыться. Ко мне подходит старушка с добрым лицом и белыми волосами, собранными в пучок.

Она держит поднос тонкими, морщинистыми руками, на которых проглядывают какие-то синие жилки.

Мои глаза следят за каждым ее движением, одновременно ища вокруг себя оружие, которое я могу использовать, чтобы сбежать.

Она, кажется, не обращает внимания на мое странное поведение, продолжая безмятежно приближаться.

— Меня зовут Надя, и я медсестра, которая ухаживала за вами.

В ее словах чувствуется сильный акцент — что-то более деревенское и отличающееся от городского акцента. Она похожа на деревенских папу и дядюшек, которые брали нас в гости летом.

Надя останавливается у моей кровати, ставит свой поднос на тумбочку и ей плевать на мои попытки сопротивляться. Она легко вытаскивает мою здоровую руку из-под простыни и надевает на нее манжету для измерения давления. Затем она засовывает мне термометр подмышку.

Выражение ее лица остается добрым на протяжении всего испытания, как у терпеливой матери, имеющей дело с капризным ребенком.