Кровь как лимонад

Жека вышел из вагона и, поднявшись по эскалатору, перешел на «Маяковскую» – станцию, которую панически боялся в детстве. Как-то в начальной школе один из его одноклассников, собравший на большой перемене вокруг себя несколько человек, шепотом поведал им о секрете. Будто бы, чтобы плитка для облицовки вестибюля станции стала красной, ее пропитывали кровью, потихоньку выкаченной в больницах из маленьких детей. «У них не всю забирали, но многие умерли… А я со скарлатиной тогда лежал, но у меня чуть–чуть взяли, потому что бидон у медсестры уже был полный. Врач ей сказал, что, если крови не хватит, с меня потом и начнут. Повезло…» После уроков они поехали смотреть эту мистическую станцию. Была середина буднего дня, и «Маяковская» была до жути малолюдной. С шевелящимися на затылке волосами Жека подошел к стене и осторожно прикоснулся к плитке пальцем. Плитка была гладкой. «Видишь, это от крови», – произнес мальчик, раскрывший им страшную тайну. Внезапно бывшая с ними девочка громко вскрикнула и бросилась к выходу. Они – за ней, перескакивая через ступени поднимающегося вверх эскалатора. Наверху, отдышавшись, девочка сказала им, что, пока мальчики трогали плитку, белый барельеф Маяковского посмотрел на нее и подмигнул.

Сейчас, как и каждый раз, оказываясь на этой станции, Жека улыбнулся, вспомнив эту историю. Подумал, что «подмигивавший» поэт и в самом деле был похож на какого-то затаившегося в углу вампира, спрятавшего клыки за сжатыми бледными губами.

Город встретил его дождем – несильным, но неприятным. Мокрая, будто ее облизали, толпа на Невском. Где там сейчас его «опель»? Мокнет брошенным у стройки на Пулковском?

Накинув на голову капюшон, Жека зашагал по Марата – улице, средневековой не по архитектуре, а по принципу, когда сапожники, мясники и бондари цехами селились в одном месте. Марата была улицей туристических и страховых фирм, кормившихся с шенгенских виз, получаемых в Визовом центре Финляндии, и предоставлявших, помимо прочего, такой специфический вид услуги как «откатка визы».

Автобус, набитый пассажирами, переезжает через границу. Гид дает «туристам» четверть часа на то, чтобы перекусить и выпить кофе в ближайшем кафе, сам в это время скидывает контрабандные сигареты. Потом всем автобусом заезжают в магазин–склад за сомнительного качества товарами и под усмешки финских пограничников покидают Еврозону с вожделенными штампами в паспорте. И все – можно на две недели лететь загорать в Испанию.

«Олдбой» – место, где они с Настей поужинали в первый раз. Яркая вывеска заведения стреляла в глаза из влажной темноты, обещая тепло, вкусную горячую еду и выпивку. А, ну да – и еще джаз, о котором Жека как-то подзабыл. Он сдал свою куртку одобрительно в такт музыке покачивающему головой молодому гардеробщику и улыбнулся к встречающему его у входа в обеденный зал хостес.

Настя сидела за дальним столиком, спиной к залу. И когда она повернула голову к подошедшему Жеке, он понял причину этого. По правой скуле девушки расплылся свежий синяк. Она даже не стала утруждать себя, замазывая его, а просто надела армейский, с V-образным вырезом и кожаными накладками на плечах, свитер, с которым синяк смотрелся почти уместно.

– Привет, – сказал Жека. – Смотрю, тебя нельзя оставлять одну. В каком кровавом спорте ты добывала медаль?..

Он хотел еще что-то добавить, но осекся, почувствовав исходящие от Насти волны плохого настроения. Однако поздоровалась она приветливо.

– Присаживайся. Я пришла чуть пораньше и не стала тебя ждать, заказала нам обоим тигровые креветки в сливочном соусе с овощами – гриль… Ничего, что я сюда тебя затащила? Надо было забрать у них «первичку» для обработки.

– Подойдет, – сказал Жека про креветки и, усаживаясь, поймал ее руку в свою. – Что у тебя стряслось?

– Да все в порядке, – ответила Настя, плеснула из стоявшей на столе бутылки с водой без газа в стакан и сделала пару глотков.

– Точно? – не поверил Жека. – А это у тебя откуда? – он взглядом указал на синяк.

Несколько секунд Настя не отвечала, смотрела мимо него. Что-то в ее лице заставило Жеку испугаться того, что она сейчас закричит – громко, разбивая спокойную атмосферу «Олдбоя» с тихими разговорами посетителей, по-домашнему звякающей посудой и проверенным временем джазом. Рукой он чувствовал, как дрожит у нее какая-то жилка на запястье, потом Настя произнесла:

– Знаешь, у меня отец умер… И, кажется, я виновата в этом…

– Ты? Как это?

– Если бы не начала его шантажировать…

Поданные креветки в сливочном соусе остывали на тарелках, превращались в айсберги, пока Настя рассказывала обо всем Жеке. Тот слушал, держа ее холодную как рыба ладонь в руках.

– Странно, – сказала Настя. – Вроде бы я его не любила… А сейчас, когда уже ничего не исправить, жалею, что так у нас с ним получилось. Будто я его предала.

Жека молчал, не зная, что сказать.

– А я думаю, может, от того, что я головой шарахнулась, у меня там, – девушка постучала пальцем себя по голове, – что-то произошло. Сосуд какой-нибудь лопнул. Прямо как полюса магнитные поменялись. Плакать хочется.