Кровь или семьдесят два часа

Страх Сидонии постепенно сменился беззаботностью. Ступка с тлеющей травой под самым носом уже не раздражала ее. Теперь живые косички горгоны вызывали безудержный смех. Сидония бездумно жевала странные пятнистые колоски, не заботясь о черной плесени покрывавшей пшеничные зерна. Она не чувствовала ни запаха, ни вкуса, а вскоре и вовсе впала в блаженное забытье.

— В ночь, когда на небо взойдет полная луна, ваши чаяния сбудутся, — перевел слова чернокнижницы толмач. — Но если ты упустишь эту ведьму, великая беда опустится на твое семейство, — с изумлением услышал Отто.

Ворожею не медля подсадили к всаднику на вороном коне, и черная кавалькада растворилась в ночи так же внезапно, как и появилась.

Стражникам был оставлен кувшин с каким-то варевом и целая корзина заплесневелых колосков, которые стали единственной пищей Сидонии. Их разрушительное действие не заставило себя долго ждать. Одной из душных ночей девушка вдруг проснулась от ощущения горячего и липкого потока, окутывающего ее бедра. Силы покинули ее — она лежала без движения, глядя в окно. Сквозь застилающую глаза пелену она с трудом различала звездное небо и запутавшуюся в соснах круглую луну. Громкие песни и смех стражников, сидевших вокруг костра, еле долетали до нее. В ушах Сидонии стоял лишь слабый затихающий звон. А разгулявшиеся вояки совсем позабыли о наставлениях заморской ворожеи. Сегодня на рынке они наткнулись на пришлого продавца браги. Этот недотепа с наивными голубыми глазами даже не попытался защитить свой товар. Надавав продавцу тумаков, они отняли у него кувшин и теперь с наслаждением упивались добытым трофеем. Пьяный балаган понемногу стихал, а вскоре напиток, крепко сдобренный маковым отваром, свалил стражников с ног.

Когда Сидония с трудом разлепила глаза, перед ней были все те же нетесаные стены, с которых куда-то исчезли головы лосей и медведей. Вместо них появились бесчисленные пучки сухих трав и корений. Прямо на нее глядели небесно-голубые глаза, которые когда-то давно поселились в ее девичьем сердце.

Их возмужавший хозяин превратился из нескладного лесного жителя в мудрого бородатого молодца. Его длинные локоны ласкали ее лицо и могли сравниться по красоте с ее собственными.

Сидония попыталась что-то сказать, но он приложил пальцы к ее губам.

— Тебе не нужно пока разговаривать. Ты еще слишком слаба.

Несколько дней Сидония находилась между жизнью и смертью, но ее спаситель сумел выходить обескровленную девушку, и вскоре она стала понемногу подниматься с постели.

Лишь когда Сидония окрепла, знахарь с горечью поведал о случившемся. В ту полнолунную ночь, когда ее спасли из плена, она потеряла не только много крови, но и своего будущего младенчика. Давняя боль утраты вновь защемила сердце: «Не долго мне осталось мучиться тяжкими воспоминаниями».

Внизу, у ног Сидонии, копошился палач, раскладывая орудия своего страшного ремесла. Вот он взял огромный меч и начал водить по нему точильным камнем. Звук показался знакомым. Такое же повизгивание затачиваемых кос разносилось над угодьями ее отца во время сенокоса. Рядом с работающим палачом стоял виновник гибели ее неродившегося первенца и с ненавистью пожирал ее взглядом. Но не этот взгляд беспокоил Сидонию. Ее обжигал другой, быстрый и колючий взгляд со стороны королевской свиты. Несколько экипажей с золотыми вензелями стояли посреди площади. Целый отряд охранников отделял их от простолюдинов и удерживал толпу на почтительном расстоянии. В окне одной из карет промелькнула и скрылась тень горгоны. Однако не от нее исходил этот испепеляющий взгляд. На коленях у ворожеи сидел черноволосый мальчик. Горгона придерживала его единственной рукой, не давая ему далеко высовываться из окна. Несмотря на темный цвет кожи, ребенок имел точеные германские черты лица. Его сверлящий безумный взгляд нес неисчерпаемую ненависть своей матери. В груди у Сидонии похолодело. Она по-настоящему испугалась. Но не близкая смерть была тому причиной. Будущее ее сестер было в великой опасности. Черные ведьмы уже прорастили семя на их земле, и не далек тот час, когда они оплетут своими корнями весь свет. Мелькнувший страх в глазах обреченной был бальзамом на сердце горгоны. Она до сих пор терзалась нелегкими думами: «Как могло случиться, что начатая мною цепь событий замкнулась на мне самой и лишила меня не только руки, но и магической силы?» Во время уже такого далекого визита в охотничий домик она распознала в Сидонии будущую ведунью и наложила на нее связывающее проклятие. Это проклятие должно было навечно запереть колдовскую силу, и никто кроме ведьм заморского племени не мог отпереть ее.

«Как ты избавилась от моих чар? — вопрошал полный ненависти взгляд горгоны. — Теперь уже никому не узнать твоего секрета. Так умри же вместе с ним!» Побежденная ворожея не знала, да и не могла знать, что эта тайна не умрет вместе с казненной. Жил на свете еще один человек, знавший ответ на этот вопрос.